Землепользование терских казаков и переселенцев

Землепользование терских казаков — этого оплота царизма на Кавказе — резко отличалось от землепользования чеченцев и ингушей. По закону 1870 года рядовое казачество получило до 30 десятин на ревизскую душу. Больше всех земель имели казаки Кизлярского отдела, а затем Сунженского отдела.

В послереформенный период в Чечне и Ингушетии, как и на всем Северном Кавказе, появилась еще одна группа земледельцев — это крестьяне-переселенцы, двигавшиеся огромными массами из России.

Наиболее характерной чертой развивавшегося капиталистического строя была продажа и купля рабочей силы. Вот такой дешевой рабочей силой и явилась категория «иногородцев». В подавляющей своей массе это были обездоленные люди, разоренные реформой 1861 года, большими недоимками и огромной арендной платой за землю. Нужда толкала русские крестьянские семьи на переселение.

Число переселенцев из центральных губерний увеличивалось в связи с народными бедствиями, особенно в неурожайные годы. В 1891 неурожайном году переселенцев прибыло: в Сунженский отдел 5006 человек, в Кизлярский 5059 человек и в Грозненский округ 8081 человек. В город Грозный в тот год лрибыло 2757 человек.

Приток крестьян-переселенцев особенно усилился в связи с открытием Петровской железнодорожной линии. Уже в 1894 году только в Кизлярском, Сунженском отделах и Грозненском округе находилось иногородних, главным образом оседлых, крестьян-переселенцев 11 362 человека и еще не ставших оседлыми 11 778 человек.

Крестьяне, переселившиеся в Терскую область, арендовали казачьи, казенные, церковные земли и частновладельческие участки. В это время увеличивается спрос на землю, а вместе с тем значительно поднимается на нее цена. Появляются многочисленные дельцы и крупные хищники — посредники не только по купле-продаже земли, но и по аренде. Среди этих хищников попадались и кулаки-переселенцы. Основная же масса крестьян- переселенцев влачила жалкое существование. Они за большие деньги арендовали клочки земли или батрачили у кулаков и казачьей буржуазии.

После отмены крепостного права и утверждения капитализма в России экономические связи с Северным Кавказом усиливаются. Российский капитализм постепенно проникает в раз-личные отрасли хозяйства края, ломая докапиталистические отношения. «Страна, — писал В. И. Ленин о Кавказе, — слабозаселенная в начале пореформенного периода или заселенная горцами, стоявшими в стороне от мирового хозяйства и даже в стороне от истории, превращаясь в страну нефтепромышленников, торговцев вином, фабрикантов пшеницы и табака, и господин Купон безжалостно переряживал гордого горца из его поэтического национального костюма в костюм европейского лакея (Гл. Успенский)»1.

Так Северный Кавказ втягивался в русло капиталистического развития. Он стал потребителем промышленных изделий России и сырьевой базой для развивавшейся промышленности. Российская и местная буржуазия с каждым десятилетием закрепляла здесь свои позиции и становилась хозяином положения.

Однако экономическое развитие Чечни и Ингушетии в пореформенный период протекало своеобразно. В аулах сохранились старые патриархально-родовые отношения, а не успевший в полной мере развиться феодализм подтачивался элементами капиталистического уклада. Но на пути капиталистического развития стояли многочисленные пережитки прошлого. Достаточно сказать, что еще в 60-х годах в Чечне и Ингушетии, как и в других местах Кавказа, существовало домашнее рабство. Своеобразными рабовладельцами являлись князья Бековичи-Черкасские и Турловы, чеченские и ингушские старшины. Они покупали и продавали рабов, эксплуатировали их в своем хозяйстве. Рабы ценились очень высоко: от 150 до 250 рублей серебром. В 1867 году только в одной Чечне было освобождено более 300 рабов.

В первые три десятилетия после кавказской войны серьезным тормозом в экономическом развитии края являлись чечено-ингушские тайповые отношения и другие пережитки прошлого. Представители чеченской знати — Дубаевы, Чермоевы, Эльмурзаевы, Шамурзаевы, Мустафиновы, Саралиевы — широко использовали родовые институты чеченцев в своих политических и экономических интересах.

Несмотря на сохранившиеся патриархально-феодальные институты, тормозившие прогрессивное развитие края, капитализм на Северном Кавказе быстро развивался, однако он не сумел переварить все старое и консервативное.

Для развития Чечни и Ингушетии большую роль сыграла железная дорога Ростов—Владикавказ (1875 год), особенно Петровская линия (Беслан—Петровск), построенная в 1894 году и соединившая Северный Кавказ с центральными районами России, а затем и с Закавказьем.

В 90-х годах капиталистические отношения в Чечне и Ингушетии получают дальнейшее развитие, причем особенно быстро стала крепнуть грозненская нефтяная промышленность. Экономическое освоение Северного Кавказа российским капитализмом способствовало вовлечению местного населения в сферу буржуазно-капиталистических отношений. Это в свою очередь ускоряло процесс классового расслоения чечено-ингушского общества, обостряло классовые противоречия. Но преувеличивать степень развития капитализма в Чечне и Ингушетии не следует.

Во второй половине XIX века Чечня и Ингушетия были отрезаны от остальной территории России огромными пространствами. Кроме того, если не считать Грозненского нефтяного района, они были сельскохозяйственными районами, где в основном преобладало мелкое товарное производство.

В первые два десятилетия после окончания кавказской войны в хозяйстве крестьян-горцев и казаков по-прежнему господствовала рутинная техника. Характеризуя состояние земледелия и причины его застоя на Северном Кавказе, начальник Терской области в 1872 году отмечал, что здесь было «несовершенство земледельческих орудий, неудовлетворительность приемов обработки земли и недостаточность понимания большинством крестьян основных начал правильного ведения сельского хозяйства». Однако он не указал (и не мог указать) на многие другие, значительно более важные причины застоя, заключавшиеся в отсталости социального и общественного строя горцев.

В. И. Ленин говорил, что «на земледелии вообще и на крестьянстве в особенности тяготеют с наибольшей силой традиции старины, традиции патриархального быта, а вследствие этого — преобразующее действие капитализма (развитие производительных сил, изменение всех общественных отношений и т. д.) проявляется здесь с наибольшей медленностью и постепенностью»2. Эта характеристика в полной мере относилась к земледелию кизлярского, в какой-то степени сунженcкого казачества и всех районов Чечни и Ингушетии. Выражаясь словами В. И. Ленина, для казаков, получивших землю за службу, земледелие было своего рода «обязанностью, тяглом… поэтому оно и не могло вестись иначе, как по вековой рутине…»3, а для чеченцев, загнанных царизмом в горы, была характерна «ото рванность одичалого земледельца от всего остального мира…»4, что также не могло способствовать успешному развитию земледелия.

Как свидетельствуют документы того времени, в 60—70-е годы валовой сбор хлеба был невелик. Так, в 1872 году на 495 200 душ обоего пола в Терской области было посеяно 188 785 десятин, а собрано урожая 667 904 четверти5 хлеба. Другими словами, на душу приходилось хлеба только 1,3 четверти. В отдельных районах края урожаи были и того меньше. Это объяснялось, кроме указанных выше причин, климатическими условиями, качеством почвы и сложившейся структурой сельского хозяйства. Население Кизлярского округа, хотя и имело свои посевы зерновых культур, питалось главным образом привозным хлебом. Его вывозили из Ставропольской губернии, Хасавюртовского округа и с Поволжья через Астрахань.

Кизлярский отдел по урожаям зерновых культур среди других районов Терской области занимал последнее место. Так, в благоприятном 1893 году урожай зерновых составлял по Сун-женскому отделу 295 188 четвертей, по Грозненскому округу 261 978 четвертей и по Кизлярскому отделу 110 040 четвертей.

При высоком урожае в Кизлярском отделе в 1893 году на душу населения приходилось 1,26, а в Сунженском — 2,68 четверти хлеба.

Один из знатоков местного края писал, что «Кизлярский округ стоит наравне с самой бедной по хлебородию губернией — Астраханской, где на одного человека приходилось 0,54 четверти». Развитие капитализма в Кизлярском отделе происходило, как увидим ниже, не за счет зернового хозяйства, а за счет виноградарства и других отраслей, привлекавших иногда тысячи наемных рабочих.

Более интенсивно капиталистические отношения стали проявляться в земледелии другой части Терской области — на Чеченской и Владикавказской равнинах. Эти равнины орошались Тереком, Сунжей и многочисленными их притоками. Искусственные каналы также способствовали развитию зернового хозяйства. Чеченская и Владикавказская равнины, по словам очевидцев, еще недавно «почти целиком были покрыты лесом, ныне уступили большую часть места пашням».

Чеченская равнина являлась житницей не только для местного населения, но и для соседних народов. Чеченцы и ингуши постоянно расширяли посевные площади, выращивали те сельскохозяйственные продукты, которые приносили высокие урожаи и находили большой спрос на рынке. Это отмечалось в отчете по Грозненскому округу за 1872 год. Здесь говорилось:

«Что же касается вообще земледельческого хозяйства, то оно сравнительно с прежними годами значительно увеличилось, преимущественно у горцев, которые стали засевать много кукурузы и сбывать ее непосредственно потребителям в соседний Дагестан и на винокуренные заводы Владикавказский и Петровский». Особенно ярко проявлялась основная черта пореформенной эволюции земледелия, состоявшая в том, что «оно принимает все более и более торговый, предпринимательский характер».

В Грозненском округе и Сунженском отделе посевные площади увеличивались с каждым годом. Так, в Сунженском отделе в конце XIX века под пашней находилось 34 тысячи десятин, а в первое десятилетие XX века пахотных земель насчитывалось уже 69 тысяч десятин, то есть за 20—25 лет пахотные земли Сунженского отдела увеличились в два раза.

Грозненский округ и Сунженский отдел занимали на Северном Кавказе первое место по выращиванию кукурузы. Эта культура в местных условиях по сравнению с другими давала наиболее высокие урожаи. Урожай кукурузы в 1881 году по Грозненскому округу выражался в таких цифрах: посеяно 15 816 десятин, собрано 514 484 четверти.

У ингушей плоскостных районов кукуруза почти вытеснила все другие зерновые культуры. В 1901 году валовой сбор зерна составлял там 137 354 четверти, в том числе на кукурузу приходилось 126 532 четверти, или 92,1 процента всех зерновых культур. На втором месте стояло просо, сбор которого в этом году составлял 7703 четверти, или 5,6 процента всех культур.

Иную картину мы наблюдаем в казачьих станицах Сунженского отдела. Имея достаточно земли, но постоянно отвлекаясь на Военную службу, казаки меньше выращивали кукурузы, а больше сеяли яровых, озимых хлебов и других культур. В 1894 году из 70 497 десятин пахотных земель под пшеницей и рожью находилась 36 741 десятина, а под ячменем, овсом и кукурузой — 19 793 десятины, под просом и льном — 13 438 десятин. Даже в неурожайный 1894 год сунженские казаки собрали 48 503 четверти пшеницы, 38 450 четвертей ржи, 44 027 четвертей проса и около 89 тысяч четвертей кукурузы. Кроме зерновых культур, постоянно сеяли овощи, картофель и др.

В пореформенный период на Северный Кавказ проникают сельскохозяйственные машины и улучшенные орудия труда. В 80-х годах здесь уже знали о существовании заграничных плугов, обыкновенных и кукурузных сеялок, сенокосилок, сложных молотилок с 5-сильным локомобилем, веялок, веялок-сортировок, соломорезок, сенных прессов и т. п. Само собой разумеется, что приобрести такие машины было не под силу рядовым крестьянам или казакам, которые продолжали пользоваться простыми, иногда несколько улучшенными орудиями труда.

В 70-х годах сельскохозяйственных машин было еще очень мало: паровых молотилок 4, конных молотилок 59, жатвенных машин 43, веялок 61, усовершенствованных плугов 153. Больше всего этими орудиями пользовались в Грозненском и Владикавказском округах. В 80-х годах число сельскохозяйственных машин увеличивается, они появляются в богатых чеченских и ингушских хозяйствах. Так, в 1886 году молотильные машины имели Эльдаров и Гитиев из селения Мундар-Юрт, К. Бугаев из селения Ногай-Мирза-Юрт и др. В 90-х годах усовершенствованных сельскохозяйственных орудий становится еще больше. «В Терской области, на плоскости, и в Закавказье, в русских и немецких селениях,— писал современник,— первобытные туземные орудия уже большею частью заменены железным плугом. Последний постепенно начинает проникать и в туземные селения, расположенные по соседству с русскими; с проведением Петровской ветви в селениях, прилегающих к ней, быстро стали появляться усовершенствованные железные плуги, молотилки и пр.»

Иная картина была в нагорной полосе Чечни и Ингушетии, где земледелие развивалось слабо из-за малоземелья и неблагоприятных климатических условий. Там жители были обречены на голод и нищету. Современники писали, что горные ингуши получают такой урожай, который только не дает им умереть с голоду. Осетинский публицист Г. Цагалов называл нагорную полосу «краем бесправной нужды». В нагорной Чечне и Ингушетии земли хватало только для 14 процентов населения, остальные 86 процентов являлись «лишними ртами». Все эти условия не могли благоприятствовать развитию капитализма непосредственно в хозяйстве бедняка-горца, но они способствовали уходу значительной части населения на заработки, что было одной из черт пореформенного развития.

В жизни горца-крестьянина и казака всегда большую роль играло животноводство. В частности, быстро развивалось коневодство, хотя лошади не отличались высокой породой. Из местных пород наиболее хорошей считалась кабардинская, которую разводили кабардинцы, осетины и ингуши. Ногайскую ло-шадь выращивали казаки по нижнему течению Терека и в Караногайских степях. Казачью лошадь — смесь кабардинской, ногайской, донской и русской пород — разводили сунженские и терские казаки. Наконец, горскую лошадь разводили в нагорной полосе. В отличие от других пород эта малорослая лошадь была крепкого сложения, вынослива, не требовательна к корму и уходу.

В последней четверти XIX века коневодство стало развиваться более быстрыми темпами. Сельская буржуазия из числа, казачества, переселенцев, богатых чеченцев и ингушей имела большие табуны лошадей.

Так, в 1885 году Мурзабеков и И. Эльмурзаев из селения Старый Юрт владели 630 лошадьми. Бектемиров, князья Черкасские из того же селения имели по 50—80 лошадей каждый.

В 1898 году старшина ингушского селения Далаково урядник Чабиев имел «свои косяки лошадей» (в документе не сказано сколько). М. Бимурзаеву из селения Майюртуп принадлежало 300 лошадей. В казачьих станицах имелось много конных заводов, особенно в Червленной, Шелковской и Слепцовской.

В конце XIX века наряду с местными породами появились лошади русской и английской пород. Число лошадей с каждым годом увеличивалось. Так, в 1898 году их было уже 212 858 голов, причем на Чечню и Ингушетию приходилось 87 702, или 41,1 процента.

Однако в Терской области, по данным переписи 1891 года, безлошадных хозяйств насчитывалось 52,7 процента. Больше всего их было в Чечне и Ингушетии. Надо прямо сказать, что лошадь являлась привилегией только состоятельных чеченцев и ингушей. В плоскостной Чечне 5531 хозяйство, или 72,4 процента, являлось безлошадным.

Наиболее распространенными породами коров были чеченская, кумыкская, осетинская и дагестанская. Это малорослые и маломолочные коровы, но выносливые и неприхотливые к корму. Только такие породы могли передвигаться по горам и довольствоваться скудным кормом.

В казачьих же станицах преобладали коровы южнорусской породы, частью смешанной с чеченской или ногайской породами. Благодаря развитию капиталистических отношений в России в 90-х годах в казачьи станицы и плоскостные аулы стали завозить скот шведской, немецкой и других пород.

По количеству скота Северный Кавказ занимал в стране одно из первых мест. В 50 губерниях Европейской России на 100 человек в среднем приходилось 29,2 головы крупного рогатого скота, в Терской же области — 69,3. Это свидетельствует об известной специализации развивающегося капиталистического хозяйства.

По развитию скотоводства в Терской области на первое место вышел Нальчикский, а на второе Грозненский округ. В 1883 году в Терской области насчитывалось 591 021 голова крупного рогатого скота, в том числе в Чечне и Ингушетии 225 861 голова, или 39,2 процента. В 1900 году в области было 1086 083 головы, в том числе в Чечне и Ингушетии 546 408 голов, или 50,2 процента. Из этих данных видно, что скотоводство в Чечне и Ингушетии за 17 лет возросло более чем в два раза. Однако скот принадлежал в основном зажиточным кре-стьянам, сельской и казачьей буржуазии.

Из общего числа хозяйств 17,4 процента совершенно не имели быков и 18,9 процента — молочного скота. В то же время среди чеченцев, ингушей и казаков были и богатеи, в руках которых находилось до сотни, а то и больше голов молочного скота. По данным за 1886 год, в селении Майюртуп богатей М. Бимурзаев владел стадом в 300 коров, в селении Кень-Юрт Ш. Мустапаев имел 2500 коров, 115 голов гулевого скота, 70 телят. Эти цифры свидетельствуют о зарождении в Чечне и Ингушетии торговли скотом. В скотоводстве, очевидно, привлекалась наемная рабочая сила.

И по овцеводству Предкавказье занимало одно из первых мест в России. В 50 губерниях Европейской России на 100 человек приходилось 69,9 головы мелкого рогатого скота, в Терской области на то же число жителей — 171,5 головы мелкого скота. Наиболее развито овцеводство было в Кизлярском отделе — здесь на 100 жителей приходилось 382,7 головы — и в Моздокском, где на 100 жителей имелось 344,1 головы мелкого рогатого скота. В Чечне и Ингушетии в 1883 году насчитывалось 375 410 овец и коз, а в 1901 году их было 808 275; за 18 лет число овец и коз увеличилось более чем в два раза. В последней четверти XIX века под влиянием развивающихся торгово-денежных отношений в Чечне и Ингушетии появляются тонкорунные мериносы и другие улучшенные породы овец.

Овцеводством активно занималось кулачество. Из 3143 хозяйств плоскостной Чечни только в 498 содержались значительные отары овец. Из чеченцев крупными овцеводами были Муртазаевы, Дзекоевы, Бимурзаевы и другие из селения Майюртуп. Только Бимурзаевы, например, имели 1600 овец и коз, братья Адуевы из селения Аду-Юрт — по 700 овец и коз, 170 голов крупного рогатого скота. Один Ш. Мустапаев из селения Кень-Юрт владел отарой в 2 тысячи голов овец и коз, не считая сотни голов крупного рогатого скота и лошадей.

Уже подворные списки 1883 года показывают ту огромную пропасть, которая лежала между богатыми хозяйствами и бедняками. По 24 селениям плоскостной Чечни в 1886 году 575 хозяйств, или 7,5 процента, не имели никакого скота и 109 семейств — ни домов, ни скота. Почти такая же картина наблюдается в Ингушетии. По данным 1889 года, здесь насчитывалось 5658 домохозяйств, из которых 375, или 5,6 процента, не имели крупного рогатого скота, 1036 хозяйств, или 15,5 процента, было безлошадных и 3374, или 50,6 процента, не имели овец и коз.

С дальнейшим развитием капитализма в сельском хозяйстве скотоводство все больше концентрировалось в руках сельской буржуазии.

Виноградарство и садоводство было развито преимущественно в районах рек Сунжи и Терека. Не только в казачьих станицах, но и в некоторых чеченских селениях виноделие становилось важной отраслью хозяйства. В 1872 году было получено вина в станицах Калиновской 50 тысяч ведер, Мекенской 28 тысяч, Наурской 30 тысяч, в селениях Брагуны 40 тысяч, Новом Юрте 14 тысяч и Старом Юрте 3 тысячи ведер. А в 1891 году только в станице Червленной было получено 238,8 тысячи ве дер вина, в Калиновской 62,5 тысячи, в Наурской 12,39 тысячи ведер.

Садоводство занимало меньшее место и в основном развивалось в казачьих станицах и ингушских селениях Сунженского отдела.

Пчеловодство как промысел (бортничество) очень давно было известно чеченцам и ингушам. Во второй половине XIX века оно интенсивно развивалось в Веденском, Аргунском и отчасти Грозненском округах. Уже в 70-х годах только в Веденском округе более 260 хозяйств занималось пчеловодством, имея десятки сапеток-ульев. В 80-х годах пчеловодство процветало в селениях Цацан-Юрт, Алхан-Юрт, Кулары, Валерик и особенно в Ачхой-Мартане. В отдельных чеченских хозяйствах было по 100 и более ульев.

Однако и эта отрасль хозяйства прежде всего развивалась в зажиточных дворах, которые имели возможность содержать пчел в зимних условиях (специальные помещения), располагали перевозочными средствами и дополнительной рабочей силой.

Крестьянские промыслы и мелкие предприятия по переработке сырья существовали как у казачества, так и у чечено-ингушского населения с незапамятных времен. Бытуя в виде домашней кустарной промышленности, они составляли необходимую принадлежность натурального хозяйства. Пореформенный период внес некоторые новые черты в сельскую «промышлен-ность». Изделия начали поступать на более широкий рынок, а в самой промышленности стали пользоваться покупным сырьем. На ее развитие оказала влияние специализация сельского хозяйства. Местная промышленность стала попадать в руки скупщиков, в некоторых случаях превращаться в мануфактуру.

Развитие промыслов явилось ярким проявлением капиталистического расслоения крестьянства и казачества. Однако промыслы у зажиточных крестьян-горцев, казачества и бедноты были качественно неоднородны. У зажиточных они заключались в торгово-промышленной деятельности, у бедняков — в продаже рабочей силы.

В Чечне и Ингушетии видное место занимали отхожие промыслы. С развитием капитализма в селениях и станицах происходил процесс имущественной дифференциации. С каждым десятилетием у чеченцев и ингушей сокращалось землепользование и землевладение, увеличивалось число безлошадных хозяйств. Разорившиеся крестьяне в силу экономической необходимости вынуждены были идти в кабалу к кулаку. Многие бедняки уходили на заработок в соседние города и селения.

Появление групп наемных людей в Терской области свидетельствует о проникновении сюда капиталистических отношений. В 70-х годах в станицах находилось 2020 отставных и бессрочно отпущенных солдат и их семейств. Они и были наемными работниками.

Много уходило на отхожие промыслы чеченцев и ингушей. В 1897 году в селениях Долаково, Кантышево и Базоркино 78 человек получили паспорта для отхода на заработки и 57 человек — по торговым делам. Многие крестьяне Джераховского, Цоринского и Мецхальского обществ, где ощущался острый не-достаток в земле, уходили работать на нефтепромыслы в города Баку и Грозный, на Владикавказскую железную дорогу и в другие места. С каждым годом увеличивалось число рабочих чеченцев и ингушей. С развитием капитализма уничтожалась национальная замкнутость. Сближались и объединялись народы Терека, приобщаясь к передовой русской культуре, к политической борьбе против национального и социального гнета.

Примечания:

1. В. И. Ленин. Развитие капитализма в России. Соч. Изд. 5-е. Т. 3, стр. 594—595.

2 В. И. Ленин. Развитие капитализма в России. Соч. Изд. 5-е. Т. 3, стр. 165.

3 В. И. Ленин. Там же, стр. 310.

4 В. И. Ленин. Развитие капитализма в России. Соч. Изд 5-е Т 3 стр. 310.

5 Четверть — мера объема сыпучих тел, равная 2,0991 гектолитрам (гекто— 100).

Источник:
Очерки истории Чечено-Ингушской АССР. Т.I. Грозный, 1967. Стр. 141 – 150.