Предварительные заметки об ингушских словах, обозначающих человека

Начнём с самого слова «саг» («человек»).

Человек – это, в ингушском языке, или мужчина, или женщина. Недаром слово «саг» относится к так называемому общему грамматическому классу, куда входят слова, относящиеся и к мужчинам, и к женщинам:

1) лор ва – врач-мужчина, лор я – врач-женщина;

2) хьехархо ва – учитель, хьехархо я – учительница;

3) саг ва – человек (мужчина), саг я – человек (женщина);

4) Iилманхо ва – учёный, Iилманхо я – учёная/ учёный (женщина).

Для обозначения понятия «мужчина» используются слова «маIасаг» и «къонах». Слово «къонах» появилось в ингушском языке не ранее XIX века, скорее всего из чеченского языка, который заимствовал его от соседей-кумыков, хотя заимствование могло быть сделано и из балкарского языка. Как бы то ни было, тюркское «къонакъ/ къунакъ» превратилось в нахских языках в слово «къонах» со значением «мужчина». Ранее XIX века это слово появиться у вайнахов вряд ли могло. Во-первых, звук [къ] в нахских языке не исконный. Именно поэтому первоначальное заимствов ание тюркских слов со звуком [къ] в начале слова шло с изменением [къ] на [гI]:

къум – гIум («песок»),

къумман – гIумагIа («кумган»),

къап(у) – гIап («крепость»),

къараваш – гIарбаш («рабыня»).

(В скобках замечу, я не согласен с версией, согласно которой слово «гIаж» является изменённым тюркским «къаз». В ингушском языке наблюдается регулярное соответствие звука [гI] в исконно ингушских словах индоевропейскому [g]:

ингушское «гIаж» — русское «гусь», немецкое Gans, английское goose; ингушское «гIо» («ехать», «идти», «лететь»)– русское «гулять», немецкое Gehen, английское go.

А ингушский [ж] соответствует индоевропейскому [s]:

ингушское «гIаж» («гусь»)— русское «гусь», немецкое Gans, английское goose; ингушское «бож» («бык», «корова»)– латинское bos.) В конце слов тюркское [къ] обычно менялось на [кх]:

башлыкъ – палчакх («башлык»),

йавлукъ – йовлакх («платок»),

байракъ – байракх («знамя», «флаг») (Куркиев А. С. Основные вопросы лексикологии ингушского языка. Грозный, 1979, стр. 126-127.).

Во-вторых, в произведениях русских писателей, бывавших на Кавказе в XIX веке и писавших о Чечне, используется форма «кунак». Если бы в то время в чеченском языке было слово «къонах», то, поскольку в русском языке есть (и был) звук [х], это слово было бы представлено в их произведениях в форме «конах». Форма «кунак» свидетельствует о её заимствовании из кумыцкого (тюркского) языка, который в то время был на Северо-Восточном Кавказе языком межнационального общения.

Слово «маIасаг» состоит из двух частей. Вторая часть, «саг», нам уже известна – «человек». Первая часть, скорее всего, старая форма слова «муI» («рог»), которая сохранилась в чеченском языке, и которая использовалась в качестве эвфемизма (т.е. слова, которое заменяет другое, которое по каким-то причинам нежелательно использовать). Речь идёт о своеобразном подчёркивании полового признака мужчины. У З.К. Мальсагова в его «Грамматике ингушского языка» (Грозный, 1963, стр. 116) есть слово «маIа» с переводом «мужской». Я считаю, что перевод слова «м Iа» как «мужской» есть результат переосмысления значения первой части слова «маIасаг». Ведь в ингушском языке уже было слово со значением «мужской» – «борша». Это слово приводит и З.К. Мальсагов в своей работе на стр. 87. В ингушском языке из-за конкуренции со стороны сменившего значение слова «маIа» слово «борша» является малоупотребительным. Обычно его используют при характеристике животных. В чеченском языке это слово сохранило свои позиции.

Мужчина – это чей-то муж, «мар». Слово «мар» имеет свои соответствия в индоевропейских языках:

латинское maritus («муж», «супруг»), персидское mard («мужчина»).

«Женщина» по-ингушски (в нашу эпоху) – «кхалсаг». Для слова «жена» в современном ингушском языке есть соответствие – «сесаг» (у З. К. Мальсагова для этого слова даны два перевода: «жена» и «женщина», см. его «Грамматику ингушского языка», Грозный, 1963, стр. 129), но ранее бытовала исконная древняя форма «уст», от которой в наше время сохранилась форма множественного числа «истий», а также производные слова: «уст-да» («тесть»), «уст-нана» («тёща»), «уст-воша» («брат жены», «шурин»), «уст-йиша» («сестра жены», «свояченица»), «уст-цIаьй»/ «уц-цIаьй» («родственники жены»).

Слова «кхалсаг» и «сесаг» являются производными, образованными сложением слов «кхал» и «се» со словом «саг» («человек»). «Се» означает «женский». «Сесаг» = «се» («женский») + «саг» («человек»).

Для элемента «кхал» З. К. Мальсагов даёт перевод: «кобыла» и «женский» (Там же, стр. 125). Я с этим переводом соглашусь лишь для современного ингушского языка. Анализ родственных слову «кхал» лексем показывает, что первоначально оно имело иное значение.

«Кхала» — «коренной зуб» (зуб, который не на виду, т. е. скрыт).

«Кхала» — «покрывать».

«Аьгикха(ь)лл» — Эгикал, селение в горах, т. е. «укрытие» (рода) Эги.

«Кхоалле» — «навес» (то, что покрывает/ укрывает сверху).

Эти примеры взяты из «Грамматики» З.К. Мальсагова (стр. 125-126).

Кроме этого можно сказать: «Сигле кхаьла я» — «пасмурно». Так обычно говорят, вместо того, чтобы сказать полностью: «Сигле морхашца кхаьла я» — «небо покрыто тучами». Слово «морхашца» («тучами») опускают по привычке.

Все эти слова имеют общий элемент значения: «покрывать»/ «укрывать»/ «закрывать». И в слове «кхалсаг» элемент «кхал» первоначально имел это значение. Что касается современного слова «кхал» («кобыла»), то я убеждён, что первоначально оно имело форму «кхалговр», где второй элемент «говр» («лошадь»), был отброшен.

Слово «уст» имеет в чеченском языке параллели «сте»/ «зуда» (Куркиев А. С. Основные вопросы лексикологии ингушского языка. Грозный, 1979, стр. 99). Если в первом примере мы имеем минимальные изменения («уст» – «сте»), то слово «зуда» кажется совсем отличным от слова «уст». Кроме того, у З.К. Мальсагова (стр. 141) приводится лексема «зуд» («сука»), которая сходна с чеченским «зуда» («жена», «женщина»). Формы множественного числа у них различны:

«зуд» – «зовдамаш»,

«зуда» – «зударий».

Тем не менее, я полагаю, что речь идёт, в историческом плане, об одном и том же слове. Видимо, первоначально должно было быть сложное слово «зуда-джIали» («женский» + «собака»), где второй элемент отпал, как в случае со словом «*кхалговр». Почему первоначальным для слова «зуда» признаётся значение «женский»/ «женщина»?

Давайте сравним ингушское и чеченское слова:

уст –

— зуда.

Обратите внимание:

1) В обоих словах одинаковая корневая гласная [у].

2) Согласные в обоих словах отличаются только одним признаком: глухостью-звонкостью. Озвончение согласных в ингушском варианте («уст») даёт чеченский вариант («зуда»).

Возможно, это случайное созвучие, но ингушскому «уст» в языке хинди созвучно «стрии» («женщина») (удвоение гласных в индийских словах означает долготу гласного).

Ингушскому слову «се», чеченскому «сте» я сопоставил бы персидское zan («женщина», «жена»), русское «жена». Глухому ингушскому [с] в персидском соответствует звонкий [z], а в русском – звонкий [ж]. Чистому ингушскому гласному [иэ] – русское [э] и персидское назализованное [ан] (маленькая «н» означает, что гласный – назализованный).

Осетинское «ус» («женщина», «жена») я считаю заимствованием из диалекта ингушей, которые до второй половины XVI века жили на территории, которая сейчас называется «Северная Осетия». Для нахских языков и диалектов являются нормой соответствия «с» – «ст» – «ц» и «с» – «ст» – «т»:

саг – стаг – таг («человек»),

арс – орст – арц/ орц/ оарц («лесистый склон горы»).

Мужчина и женщина, соединяясь в семью, становятся отцом («да») и матерью («нана»). Слово «да» имеет, кроме значения «отец», значения «хозяин», «владелец», которые, на мой взгляд, являются первичными. В этом меня убеждает и структура слова «Даьла» («Бог»), в котором явственно выделяются корень «Да(ь)» и суффикс «-л(а)» (суффикс наличия качества, обозначаемого корнем). Этот же корень встречается и в индоевропейских языках (например, в латинском Deus, хинди «Дев/ Девтаа»). Первоначальное значение слова «Даьла» — «господин», «обладающий свойствами хозяина».

Многие ингуши называют отца другим словом: «воти», которое используется в речи многих в значении «дядя». По мнению В. И. Абаева (см. его работу «Осетино-вайнахские лексические параллели» — в кн.: Известия ЧИНИИИЯЛ, т. 1, вып. 2. Языкознание. Грозный, 1959) слово «воти» заимствовано ингушами из осетинского языка, где оно имеет форму «фаетаег» со значением «вождь», «предводитель». Но тут возникают следующие вопросы:

1. Как получилось, что при заимствовании слово не только изменилось фонетически, но и резко изменило свой смысл? Ведь «дядя» — это далеко не «вождь» и не «предводитель».

2. Почему, заимствуя данное слово (если такой факт имел место) ингуши изменили начальный согласный [ф] на [в], ведь в других словах с начальным [ф], которые считаются заимствованными из осетинского языка, такого изменения не было?

Я убеждён, что к осетинскому языку слово «воти» никакого отношения не имеет. Но это слово сходно с немецким Vater, английским father, латинским pater, персидским pedar.

Слово «нана» («мать») могло быть образовано удвоением основы. Сравни:

«гаргара» («родной», «родственный»),

«фурфур» (слово приведено в романе И. Базоркина «Из тьмы веков», скорее всего является удвоенным «fur», заимствованным из латинского, где оно имеет значение «вор»).

Я полагаю, что оно родственно немецкому Mutter, английскому mother, латинскому mater, персидскому madar, индийскому (хинди) «маан»). В ингушском слове на месте индоевропейского [м] стоит [н]. Но можно привести и обратный пример, когда в ингушском стоит [м], а в индоевропейских словах [н]:

ингушское «мераж», чеченское «мара» – русское «нос», немецкое Nase, английское nose.

Звук [р] в нахских словах мог возникнуть по фонетическому закону ротацизма.

Перед тем, как стать женой, девушка пребывает в статусе невесты. «Невеста» по-ингушски – «нускал». Вторая часть этого слова есть усечённое грузинское «кали» («женщина»). Первая часть, «нус», переводится как «сноха», «невестка» и официально считается заимствованием из праиндоевропейского, где оно, как принято считать, имело форму snusa, от которой происходит русская форма «сноха». Я склоняюсь к мнению, что «нус» — исконно нахское слово. В этом меня убеждает наличие в нахских языках следующих лексем:

ингушское слово «найц», чеченское «нуц» со значением «зять».

Как показано выше, нахским языкам свойственно чередование «с» – «ц». Причём это чередование появилось не позже первой половины первого тысячелетия до нашей эры, о чём свидетельствует древняя форма «арс» («лесистый склон горы») и сохранившееся в армянском языке урартское (древнечеченское) название Нагорного Карабаха – Арцах.

Слово «нускал» — единственное слово, обозначающее женщину и не принадлежащее к женскому (или второму) грамматическому классу. Видимо, принадлежность к классу «д, д» обусловлена тем, что невеста уже формально потеряла статус девушки, но ещё фактически не приобрела статус женщины.

Союз мужчины и женщины, брак, ведёт к появлению детей. «Ребёнок» по-ингушски – «бер». Это ещё одно обозначение человека, наряду со словом «нускал», которое не относится ни к мужскому, ни к женскому классам. Это слово также относится к классу «д, д». На мой взгляд, это связано с тем, что первоначально этим словом обозначалось ещё не родившееся дитя, пол которого был неизвестен. На эту мысль наталкивают параллели из русского языка: «бремя», «беременная». Выражение «разрешиться от бремени» синонимично словосочетанию «родить дитя». Или, по-ингушски: «бер де».

Родившегося ребёнка, в зависимости от пола, мы называем «сыном» или «дочерью». В современном ингушском языке эти два слова различаются лишь классными показателями: «в-оI» («сын»), «й-оI» («дочь»). Сравнение с бацбийским языком и данные фольклора показывают, что ранее эти слова имели формы «вохь» и «йохь». Множественное число у этих слов образуется от других основ: «къонгаш» («сыновья») и «мехкарий» («дочери»). В диалектах встречается форма «йоIарий» («дочери»).

Выше уже было сказано, что звук [къ] не является исконно ингушским. Анализ разных вариантов произношения некоторых ингушских слов показывает, что звук [къ] в некоторых исконных словах заменил звук [гI]:

ДаьгIасте – Даькъасте (Искажённое «Дагестан», со времён имама Шамиля использовалось для обозначения Северо-Восточного Кавказа, т. е. территории расселения нахско-дагестанских народов.) Гаьги-наьгIан – Гаьги-наькъан (Гагиевы, потомки Гаьга) Следовательно, первоначальной формой слова «сын», если исходить из формы множественного числа «къонгаш», была не форма «къа», а форма «гIа». Но в таком случае, откуда взялся вариант «воI», а точнее, его предшественник «вохь»?

Я считаю, что первоначально не было двух вариантов «вохь» и «йохь», принадлежащих к разным классам, а был один вариант «*дохь», принадлежащий к женскому классу. Позднее, под влиянием классных глаголов, прилагательных и числительных женского класса с показателем женского класса («(й)елха», «йоккха», «йиъ» и т. п.) «*дохь» изменилось на «йохь».

Почему «*дохь»? Моё внимание привлекли индоевропейские слова со значением «дочь», где выделяется этот корень: персидское doxtar («девочка»; «девушка»; «дочь»), английское daughter («дочь»), немецкое Tochter («дочь»).

Сын и дочь – это, соответственно, мальчик – «кIаьнк» и девочка – «йиIиг». Слово «йиIиг» является уменьшительной формой от слова «йоI» («дочь»; «девушка»). Слово «кIаьнк», возможно, произошло от формы «кIант», которое в ингушском языке имеет значение «молодец» (как с ударением на первом слоге, так и с ударением на третьем слоге). Тогда процесс мог идти так:

1) «кIант» + «иг» (суффикс уменьшительности) = «*кIантиг»;

2) под влиянием последующего [и], [а] переходит в [аь];

3) «*кIаьнтиг» теряет [и], затем [г] оглушается, давая [к];

4) полученное «*кIаьнтк» теряет [т].

Происхождение формы «кIант» возможно будет определить после выяснения появления в ингушском языке «кавказских» согласных: [кI], [пI], [тI], [цI], [чI].

Мною не затронуты слова «воша» («брат»), «йиша» («сестра»), поскольку я ещё не имею данных, необходимых для анализа.

«Даьци» («сестра отца», «тётя»), «наьци» («сестра матери») образованы по одной модели:

«даь» + «ци»,

«наь(на)» + «ци».

В одной из своих работ, опубликованных несколько лет назад в «Сердало», я писал, что слова на «-и», типа «дади», «нани», «бози» и т. п. являются формами звательного падежа. На мой взгляд, это касается и слов «даьци» и «наьци», которые в речи обычно используются в функции обращения. Первоначальными формами должны были быть «*деца» (буквально: «с отцом» – эта форма есть в чеченском) и «*неца» (буквально: «с матерью»).