Состояние сельского хозяйства и поземельные отношения

Наиболее интенсивно плоскостные земли заселялись вейнахами в XVII—XVIII веках. Этот процесс продолжается и в XIX веке.

Многие чеченцы, поселяясь на плоскости, не отказывались от тех земельных участков, которые они имели на старом месте жительства в горах. Все это запутывало и усложняло землепользование и землевладение в Чечне и Ингушетии.

Кавказская война и вмешательство царских властей внесли большую путаницу в поземельные отношения горцев. Военные власти пытались по-своему разрешить эти отношения. Так, наместник Кавказа Воронцов в «Прокламации горским народам» в 1845 году торжественно обещал: «Религия ваша, шариат, адат, земля ваша (курсив наш. — Ред.), имения ваши, а также все имущество, приобретенное трудами, будет неприкосновенно вашею собственностью и останется без всякого изменения…» Но на Кавказе в это время обильно проливалась кровь, отбирались земли, уничтожались поля, аулы и само горское население. «Во всей Чечне, — писал генерал Орбелиани, — не осталось ни одного аула, ни одного двора, которые по нескольку раз не переселялись бы с одного места на другое».

В 1859 году, с окончанием кавказской войны, главнокомандующий армией Барятинский обнародовал «Прокламацию чеченскому народу», где от имени царя горцам было обещано много льгот и привилегий. В частности, в ней сообщалось, что горцы беспрепятственно могут исповедовать свою веру, что они будут управляться по адату, шариату и народным судом, что каждому чеченцу разрешается свободно заниматься торговлей и ремеслом на общем основании, а также были обещаны льготы для устройства своего хозяйства и быта.

Однако этой «Прокламацией» закреплялось несправедливое перераспределение земель, что делалось в интересах самодержавия и горской верхушки. «Все земли, леса на плоскости, — говорилось в «Прокламации», — где жил чеченский народ до возмущения 1839 г., будут отданы вам на вечное владение». Далее следовала оговорка: «Исключая те, которые заняты под укрепления с принадлежащими к ним покосными местами; эти земли навсегда остаются собственностью казны. Те же земли и леса в горной полосе, которыми народ до возмущения не пользовался и откуда вышел при нынешней покорности, останутся в запасе в распоряжении правительства».

Вслед за этими ограничениями повторялось, что земля будет отведена на каждый аул соразмерно числу жителей и каждому аулу будет дан акт и план на вечное владение ею. Тут же отмечалось, что «земли, подаренные правительством, и те из не занятых никем земель, которые впредь могут быть подарены частным лицам за заслуги, останутся навсегда неотъемлемой их собственностью».

Казалось, что земельный вопрос, так запутанный во время кавказской войны, будет наконец решен, согласно объявленной «Прокламации», каждый чеченец получит долгожданную землю и официальный акт на нее. Однако отобранную ранее землю чеченцам не возвратили. За счет земли, принадлежавшей горской массе, был создан огромный колонизационный земельный фонд для раздачи генералам и чиновникам, казачьим и горским верхам, верно служившим царизму.

Многие знатные чеченцы, еще в XVIII и первой половине XIX века служившие переводчиками и офицерами, достигнув чина полковника и генерала, получали земельное и денежное вознаграждение. Терская сословно-поземельная комиссия, созданная в 1864 году, за пять лет своего существования полностью удовлетворила аппетиты царских чиновников, офицеров и местной знати, выделив им на плоскости десятки тысяч десятин лучшей земли. Так, Таймазовы получили 6550 десятин, Бековичи-Черкасские — 6350, Алхасовы — 2800, Турловы — 2000, Эльдаровы — 1400, а Курумов, Шамурзаев, Базоркин и Чермоев — по 500 и более десятин. Земельные собственники, кроме пожалованной земли, имели и купленные участки. Так, в 1897 году А. С. Базоркин купил у казачьих офицеров 250 десятин земли.

В большом количестве плодородные земли были предоставлены и казачьим офицерам. По закону 1870 года они получали; генералы по 1500 десятин, штаб-офицеры по 400 и обер-офицеры по 200 десятин каждый. Офицерам в отставке выдавали от 100 до 800 десятин, а рядовым казакам — по 30 десятин. Согласно этому закону, офицеры и классные чиновники Терского казачьего войска всего получили в собственность 119 760 десятин. Впоследствии только в Грозненском округе для этих целей было отведено 29 886 десятин, Сунженском отделе — 44 340 и Кизлярском — более 108 тысяч десятин земли. Известно, что, кроме официальных пожалований, атаманы и офицеры самовольно захватывали станичные земли.

Незначительная часть офицеров и горской знати удержи вала землю в своих руках, приспособив хозяйство к новым капиталистическим условиям. Большая же часть их сдавала земли в аренду, а некоторые просто продавали кулакам или купцам.

В 1874 году начальник Кизлярского округа писал, что земледелие в его округе находится на низком уровне. Хозяйства крупных землевладельцев после отмены крепостного права пришли в упадок. Помещики, живя на стороне, землю свою сдавали в аренду, другие, «оставаясь при своих имениях, вовсе не заботятся об улучшении земледелия, а ведут хозяйства на самых рутинных началах, сдавая свои земли крестьянам, казакам и ногайцам с 10-й доли урожая». То же самое он сообщал о казачьих офицерах: «Получившие в прошлом году земельные наделы офицеры Терского казачьего войска также не занимаются хозяйством, а отдают их в аренду, истребив на первых же порах произраставший на участках лес».

Положение не изменилось и через 14 лет. В 1888 году об этом же писал начальник Терской области. «Земельные участки, отведенные в потомственную собственность офицерам, чиновникам и их семействам, продолжают по-прежнему переходить в руки лиц не казачьего сословия».

В ингушском селении Сагопш Сунженского отдела в 80-х годах прошлого века поселился крестьянин Тимофей Мазаев. Вскоре он превратился в крестьянина-собственника, крупного предпринимателя, овцевода и дельца. В 1886 году Мазаев купил 300 десятин земли у Казгирея Остемирова, а в последующие три года он приобрел еще 1400 десятин у генерала Павлова, 2830 десятин у генерал-адьютанта Свистунова, сотни десятин у ингушской и осетинской знати, таким образом расширив свои земельные владения до 6155 десятин. Вскоре Мазаев стал влиятельным человеком, ему прислуживала местная полиция, его интересы защищал сам начальник Терской области.

Мазаев и ему подобные покупали землю для «торговых посевов», «торгового животноводства» и активной эксплуатации на капиталистических началах.

Из 119 760 десятин земли, полученных офицерами, в начале XX века более 66 тысяч оказалось в руках кулачества, купцов и других предпринимателей.

Наделив землею офицеров, чиновников и чечено-ингушскую знать, царские власти решили упорядочить землепользование и размещение аулов плоскостных горцев. Эту задачу должна была решить сословно-поземельная комиссия.

Для Надтеречного наибства, образовавшегося из выселенных на плоскость чеченцев, в 1863 году норма надела на дым была определена в 33 десятины, для Назрановского ингушского участка в 1866 году она установлена в 18 десятин. Определяя нормы надела земли для плоскостных горцев, царское правительство и его представители на Северном Кавказе пошли на грубый обман. В 1859 году в «Прокламации» Барятинского говорилось, что чеченцам «отведутся земли на каждый аул соразмерно числу жителей». Сословно-поземельная комиссия, созданная через 4—5 лет после этой «Прокламации», забыла об обещании царского правительства и наделила горцев землей не по числу жителей в каждом ауле, а подворно (подымно).

Дым в то время являлся, пожалуй, в большей степени податной единицей. Он состоял из одной или нескольких родственных семей, живущих вместе. Там, где в дым входила одна семья в 5—8 человек, земли на душу населения приходилось больше, а там, где несколько семей, меньше.

О вреде подымного землепользования говорили рядовые общинники, но к их голосу никто не прислушивался. Подымная система порождала неравномерное землепользование не только между отдельными хозяйствами аула, но часто даже и внутри одного хозяйства, однако она считалась выгодной в смысле сбора налогов и податей.

Мы не располагаем данными подымного землепользования в 60—70-х годах прошлого века. В 80-е годы на дым приходилось от 6 до 30 десятин земли, причем в нее включались кустарники, болотистые места, овраги и т. п. Сравнительно большие наделы земли были у крестьян, селения которых находились вблизи Терека и Сунжи. По мере приближения к горной полосе наделы значительно уменьшались. Так, например, в 1886 году в селении Старый Юрт на дым приходилось 35 десятин, в то же время в селении Курчалой — только 6 десятин.

Ни сословно-поземельная комиссия, ни другие землеустроительные органы не разрешили земельного вопроса. По своей колониальной природе они и не могли выполнить возложенную на них обязанность.

Еще в 1869 году один из царских чиновников писал, что в «попытках разрешить поземельный вопрос на Кавказе никогда не было недостатка. С этой целью учреждались не раз особые комитеты и комиссии, писались различные проекты, но все это кончалось тем, что комитеты и комиссии по изменившимся обстоятельствам упразднялись, а написанные проекты сдавались в архивы как не соответствующие действительному положению дел».

Крестьянское население росло, малоземелье увеличивалось, борьба за землю обострялась.

Не в лучшем положении находились ингуши. Даже русские буржуазные исследователи того времени вынуждены были писать о страшном их малоземелье. Они отмечали, что «в сравнении с осетинами ингуши еще более стеснены малоземельем». В 90-х годах на 30 681 человека обоего пола плоскостных ингушей приходилось 59489 десятин земли, в том числе много непригодной для земледелия.

Самое сложное и запутанное состояние землепользования и землевладения было в нагорных районах Чечни и Ингушетии. Там имелись пахотные и покосные земли на правах как частной собственности, так и общинного владения. С течением времени стало уже трудно отделить частные земли от общинных.

В горных районах земли было так мало, что ее измеряли не десятинами, а загонами и числом дней пахоты или дней сенокоса. Обычно загон представлял собой пахотный участок от четверти десятины до полосы шириной в 2 сажени. Загоны были малоудобны для обработки, разбросаны в разных местах, на больших расстояниях и высотах.

О малоземелье чеченцев и ингушей говорят следующие факты. В ингушских обществах Джераховском, Мицкальском, Хамхинском и Цоринском в 90-х годах прошлого века насчитывалось 11 263 человека обоего пола, а удобной земли было всего 2519 десятин, то есть на душу приходилось 0,22 десятины.

В 1889 году начальник 3-го участка Сунженского отдела писал о горных ингушах: «Посевами озимых хлебов не занимались, сеют только яровой и то в незначительном количестве вследствие весьма малого количества удобной земли». Собственного хлеба, писал он, «едва хватает жителям на одну треть года, а затем жители для дальнейшего продовольствия своего приобретают кукурузу с плоскости… Перевозные средства крайне ограничены, перевозы производятся на вьюках с большими затруднениями, за отсутствием колесных дорог».

Суровая зима, сравнительно короткое лето, каменистая почва, низкие урожаи на крохотных клочках земли были постоянными спутниками жителей высокогорных районов Ингушетии. В начале XX века в горной Ингушетии в среднем на душу населения пахотной земли приходилось 0,2 десятины, а в отдельных аулах и того меньше — до 0,05 десятины (селение Койрах).

В нагорной Чечне в тот период насчитывалось 345 селений, отселков и хуторов с населением 98107 человек, а пахотной земли на душу приходилось 0,3 десятины, покосной — 0,55 десятины и выгонов — 0,9 десятины. За этими средними цифрами открывается картина страшного обнищания горцев, их голодное, нищенское существование.

В нагорной Чечне население питалось покупным хлебом. В 1886 году Аргунское полицейское управление писало начальству, что жители Аргунского округа «от урожая хлеба ежегодно собирают для своего довольствия только на одну половину года, а другую половину года или даже более одной половины довольствуются покупным хлебом на средства, получаемые ими от скота и баранов».

В Аккииском обществе хватало своего хлеба на 2,5 месяца, в Кийском старшинстве — до 3 месяцев, в Хайбахском — до 6,5 месяца, в Галанчожском — на 4 месяца. В этих же обществах и старшинствах фуража для скота хватало на 3—3,5 месяца.

В нагорных районах Чечни и Ингушетии было много безземельных крестьян. «Многие лица,— пишет современник, — были безземельны потому, что они сами или их предки продавали свои трудовые земли, надеясь со временем выкупить их. Другие же отдали земли в бессрочный залог, и это сделали они в большинстве случаев не по избытку земли, а по нужде в деньгах для каких-либо житейских надобностей. Наконец, есть и такие безземельные домохозяева, которые нигде не имели земли, потому что предки их принадлежали к бесправному сословию рабов, наконец, есть такие, которые вследствие раздробления земли в порядке наследства дошли до таких малых долей, что предоставляли их сонаследникам, а сами остались без земли с одними лишь жилищами».

Таковы были итоги колониальной политики царизма на Кавказе в конце XIX века. Царские власти понимали, что горцы, доведенные до отчаяния, могут восстать, что и произошло в 60—70-х годах XIX века. Если до 40-х годов горцы избавлялись от малоземелья путем переселения на равнину, то во время кавказской войны традиционные землевладение и землепользование были нарушены. И даже в 70-е годы главнокомандующий Кавказской армией писал, что «к разрешению поземельных вопросов в горских обществах Терской области еще не приступлено».

Однако сама жизнь заставила царскую администрацию уделить внимание горным районам, в том числе Чечне и Ингушетии. В адрес начальника Терской области сыпались жалобы на безземелье и малоземелье горцев, на земельные споры между селениями. И только тогда, когда горцы, доведенные до отчаяния, поднимались на борьбу за свое право на жизнь, власти делали вид, что берутся за разрешение поземельного вопроса в нагорной полосе.

Через два года после восстания в Чечне в 1877 году был составлен проект землеустройства горцев-крестьян нагорной полосы. Однако, жестоко подавив восстание и заручившись поддержкой зажиточных слоев населения Чечни, власти вновь стали на путь лавирования, оттяжек и проволочек. Поземельный вопрос в этих районах так и не был решен вплоть до Октябрьской революции.

Источник:
Очерки истории Чечено-Ингушской АССР. Т.I. Грозный, 1967. Стр. 118 — 123.