Из истории экономических связей и дружбы чечено-ингушского народа с великим русским народом (9)

Об этом говорят исследователи прошлого и настоящего времени. По показанию чеченца-этнографа прошлого века У. Лаудаева, «действительно чеченцы уходили тогда к русским. Это подтверждают сами казаки Червленной и других станиц. До сих пор они не позабыли своих праотеческих фамилий и сами подтверждают, что происходят от чеченцев»(У. Лаудаев. Чеченское племя. Сборник сведений о кавказских горцах, вып. IV. Тифлис, 1872, стр. 58.). Многие чеченцы, далекие потомки беглых сородичей, давно потерявшие национальные черты и ставшие русскими, по-прежнему в станицах называются чеченцами. К числу таких фамилий в станице Червленной относятся Егоркины, Бусунгуровы, Титкины, в станице Гребенской — Закаевы, Костиковы и др. (Б. А. Калоев. Цит. соч., стр. 51.)

Один из любителей кавказской старины писал: «Среди терских казаков в их обычаях, повериях, даже в типе и наружности проглядывают черты, общие с горцами; особенно характерны эти черты у казачек: наряду с лицом великорусской красавицы, круглым и румяным, мы встречаем продолговато-бледное, овальное личико с чеченской кровью» (С. Фарфоровский. Из фольклора терских казаков. Записки Терского общества любителей казачьей старины, № 3, 1914, стр. 72.). Вообще терское казачество пополнялось выходцами с Кавказских гор. В станицах и аулах жили выходцы как с той, так и с другой стороны. В чеченских аулах много было русских людей, которые женились на чеченках и обзаводились там хозяйством. К чеченцам бежали крепостные крестьяне, туда в одиночку и группами бежали солдаты и казаки во время Кавказской войны. Среди чеченцев они всегда находили приют и гостеприимство. Уходя к горцам, солдаты и казаки этим самым высказывали свой протест против колониальной войны русского царизма. Особенно много бежало солдат в 40-е годы прошлого века. В 1843— 1845 годах только в ауле Дарго было до 500, а в Ведено около 300 русских беглых солдат, одетых в черкески и живших «довольно хорошо». Ружье и пушку они заменили на мирный труд. На берегах озера Кезеной-Ам находилось селение, основанное беглыми солдатами. Среди них было много слесарей, кузнецов, плотников и других ремесленников, передавших накопленный опыт чеченцам. Там же они занимались огородничеством, рыболовством, а «выпекали для себя хлеб такой, что окрестные жители смотрели на него, как на лакомство» (Н. Семенов. Туземцы Северо-Восточного Кавказа Спб., 1895, стр. 120.) Живя во многих чеченских аулах, «солдаты большего частью женаты были на чеченках, но есть (там) и русские женщины» (Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20—50 гг. XIX в. Махачкала, 1959, стр. 498.).

Для крепостных крестьян притеречных районов горы и Каспий были местами избавления от помещичьей кабалы. В одном из документов за 1848 год читаем, что некоторые крестьяне селения Парубочево помещика Калустова бежали к горцам и нарочно попадали к ним в плен. Так, крестьянин Зайцев в 1842 году направился в Лес как будто бы за вениками и там по договоренности с горцами ушел с ними в горы («Пленных», подобных Зайцеву, родственники выкупали у горцев, и таким образом они получали свободу.). «Все обстоятельства захвата в плен Зайцева, — говорится в следственном деле, — заставляют невольно подозревать о добровольной его сдаче горцам с тем намерением, чтобы после, дав за себя выкуп и освободясь от плена, мог иметь право отойти на свободу от помещика» (ЦГА Чечено-Ингушской АССР, ф. 205, д. 1, л. 31.).

Крепостные крестьяне тайными путями бежали на Кавказ из центральных районов России, Украины и других мест. В 1848 году из селения Камберды Полтавской губернии бежал крестьянин Песковой помещицы Черныш. Более десяти лет он прожил у чеченцев, пока не попал на длительный срок в Грозненский тюремный замок (ЦГА Северо-Осетинской АССР, ф. 12, on, 1, д. 222, лл. 2—18.).

В 60-х годах прошлого века у некоторых семейств Чечено-Ингушетии сохранилось только в памяти, что их отцы происходили из беглых или пленных русских солдат (Там же, оп. 6, д. 103, лл. 5—6, 14.).

Были случаи, когда к горцам бежали русские офицеры. Вот один из подобных любопытнейших примеров.

В 1961 году М. О. Косвен впервые опубликовал архивный документ «Дело сотника Атарщикова» (М. О. Косвен. Этнография и история Кавказа. М., 1961, стр. 254—258.).

С. С. Атарщиков родился в 1807 году в станице Наурской и еще ребенком был отдан своим отцом на воспитание в кумыкское селение. «В самом раннем детстве, — показывал на следствии Атарщиков, — я был отдан для воспитания в мирный кумыкский аул отцом моим, который, служа переводчиком, желал и меня приготовить к той же должности. Обучаясь там несколько лет татарскому (кумыкскому. — Н. Г.) и чеченскому языку, я невольно сроднился с бытом, нравами и обычаями горцев» ( Там же, стр. 255.).

Изучив арабский, кумыкский и чеченский языки, Атарщиков начал в 1823 году военную службу в качестве переводчика. За 16 лет военной службы он побывал в Дагестане, Чечне, Петербурге, Польше, приставом карачаевского народа, сотником Лабинского полка. В то же время в казачьих линейных полках служили офицерами братья Атарщикова.

На правом фланге Кавказской линии Атарщиков познакомился и подружился со знатными горцами. Его тянуло в горы. В сентябре 1841 года вместе с двумя станичными казаками, адыгейскими узденями и абазинским князем Лоовым он бежал к горцам. Через несколько месяцев Атарщиков «раскаялся» в своем поступке и снова возвратился на линию.

Николай I в наказание приказал его отправить на военную службу в Финляндию. Узнав об этом, Атарщиков снова и навсегда бежал в горы. Там он принял магометанство, женился на дочери ногайского узденя, но в 1845 году коварно был убит беглым казаком (М. О. Косвен. Этнография и история Кавказа. М., 1961, стр. 255.).

Многочисленные побеги русских солдат настолько обеспокоили командование и самого царя, что от имена последнего издавались приказы и воззвания с призывом к бежавшим возвратиться обратно (Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20—50 гг. XIX в. Махачкала, 1959, стр. 356—357, 365, 486.). Современные этнографы утверждают, что бежавшие солдаты после Кавказской войны вблизи селения Шатой образовали значительные поселения под названием Большая и Малая Варамда, «обитатели которых до сих пор почитаются русскими, хотя они давно очеченились и почти ничем не отличаются от коренных жителей» (Б. А. Калоев. Цит. соч., стр. 51.).

Известен случай, когда в 1851 году двадцать казаков с женами, детьми и двумя священниками пришли в. Дарти-Ведено и просили у Шамиля земли, чтобы поселиться в горах. Шамиль указал им место в Батлухе, «где бы они могли построить дома и церковь». Наибы не выполнили воли имама, и казаки разбежались (Сборник сведении о кавказских горцах, вып. VII. Тифлис, 1873, стр. 6—7.).

Характерно, что еще в 1829 году, когда чеченцы согласились принять подданство России, они поставили одно из условий: «Не требуйте только выдачи от нас русских, которые приняли нашу веру». Чеченцы терпимо относились к инаковерцам, жившим в их среде. Из этого документа также видно, что в горских аулах жили русские, свободно исповедовавшие православную веру (Акты Кавказской археографической комиссии, т. VII. Тифлис, стр. 912.).

В чеченские селения приходили на заработки русские люди, так называемые «иногородние крестьяне». В 1848 году корреспондент газеты «Кавказ» писал из Ставрополя, что казаки, русские крестьяне и горожане ездят в горские аулы к «князьям и богатым узденям на работы, строят им дома, мельницы, конюшни, разводят сады, делают мебель, посуду и разные полезные вещи; жители с любопытством смотрят на их работу и слушают их наставления и замечания» («Кавказ», № 22, 1848.).

Постоянно общаясь между собой, чеченцы, ингуши и русские много позаимствовали друг у друга. В первой половине XIX века плоскостные чеченцы не только расширяли посевные площади, но и усвоили более совершенные орудия труда от русских и других соседних народов. «Основав на плоскости аулы, — пишет Лаудаев, — чеченцы и ингуши тотчас воспользовались выгодами,- которые могли извлечь от земли своей; подражая русским, они заменяют горные сохи плугами, производят правильное хлебопашество и по этой отрасли промышленности превосходят прочие племена окружных стран» (У. Лаудаев. Цит. соч., стр. 19.). Во второй половине XIX века плоскостные чеченцы в своих хозяйствах применяли фабричного производства плуги, бороны, серпы, а богатые чеченцы — и молотильные машины.