Из истории экономических связей и дружбы чечено-ингушского народа с великим русским народом (7)

Тяготея к России, ингуши охотно принимают на своей земле русских людей, посылают своих детей в Моздокскую школу учиться российской грамоте.

Ингушский народ, притесняемый соседними феодалами, все время стремился под покровительство России. В 1810 году Ингушетия добровольно приняла подданство и вошла в состав Российской империи (П. Г. Бутков. Цит. соч., стр. 300—302; Акты Кавказской археографической комиссии, т. 4. Тифлис, стр. 904.).

Несмотря на колониальную сущность самодержавной политики и усиление царской экспансии на Северном Кавказе, присоединение Ингушетии к России объективно привело к установлению наиболее тесных и непосредственных связей русского и ингушского народов.

В XVII—XVIII веках происходит усиленное освоение плоскостных земель чеченцами и ингушами. Стремление переселиться на плоскость было обусловлено социально-экономическими причинами. С увеличением населения, с захватом лучших земель и пастбищ старшинами и «лучшими людьми», сокращением общинных угодий, а также дальнейшим развитием производительных сил общества чеченцы и ингуши вынуждены были искать новые земли и пастбища, новые источники существования.

До восстания чеченцев в 1840 году приток их на плоскость не прекращался. Рост населения и благосостояния края с 1840 года был нарушен кровопролитной и длительной войной, уничтожившей не только посевы, пашни, скот, но и сами селения.

На протяжении веков экономические и культурные связи чечено-ингушского народа с русским народом ширились и развивались.

Мы не располагаем данными о размерах торговли чеченцев и ингушей в XVII—XVIII веках, но безошибочно можно сказать, что она велась и носила прежде всего меновый характер. Гребенские казаки меняли за Тереком соль, рыбу, домашние холсты, сбывали продукты своих огородов, а получали от горцев чекмени, бурки, башлыки, арбы, колеса и лошадей. Среди чеченцев было много искусных мастеров и по изготовлению металлических изделий.

Теперешнее селение Толстов-Юрт своими металлическими изделиями — мотыгами, серпами, ножами, мусатами — снабжало не только окрестные селения, но и рынок Кизляра. Селение Брагуны изготовляло на продажу медную посуду — кумганы, кувшины и другие предметы домашнего обихода. Изделия староатагинских оружейников прославлены даже в казачьих песнях. Ичкерия славилась своими бурками (А. Г. Вертепов. Очерки промыслов в Терской области. Владикавказ, 1897, стр. 19.).

С 30-х годов XVIII века чеченцы установили оживленную торговлю с Кизляром, «уда они возили на продажу дрова, виноградные колья (таркалы) и сплавляли строевой лес. «До 1840 года, — пишет А. Берже,— главная промышленность чеченцев, особенно сунженских и терских, состояла в продаже леса. Они приготовляли зимой плоты строевого и дровяного леса и сплавляли их в полноводье по Сунже и далее по Тереку до самого Кизляра, где их собиралось от 500 до 800. За каждый плот в тогдашнее время платили от 30 до 50 рублей серебром» (А. П. Берже. Чечня и чеченцы (машинопись), стр. 77.). В Кизляр ежегодно отправляли от 5000 до 6000 кольев (таркал) для виноградников и там их продавали по 3—5 рублей за каждую арбу. Там же продавали обручи и бочарные доски (Т а м же.).

Но, кроме того, чеченцы продавали в большом количестве также продукты своего хозяйства и ремесел. Только в 1812 году в Кизляре было продано горцами, в том числе и чеченцами, около 1400 бурок, до 200 ковров, до 800 паласов, 1169 сафьянов, 1441 пуд меда, 136 пудов воска, 154 пуда коровьего масла, 160 тюков шелка-сырца, 2183 шкуры диких зверей, 925 ножниц для стрижки овец, 727 кумганов и другой медной посуды. Горцы сбывали в Кизляр также оружейные замки, ружья, кинжалы, глиняную и деревянную посуду, кошмы, горское вино, сукно, башмаки, чирики и даже нефть. В 1812 году жителями Аксаевского селения было продано в Кизляр 2 бочки и 12 бочонков нефти (Н. П. Гриценко. Социально-экономическое развитие притеречных районов в XVIII — первой четверти XIX в. Грозный, 1961, стр. 74.).

В Чечне торговлей занимались не только пришлые купцы, но и сами чеченцы. В 1792 году на допросе один из приближенных руководителя восстания среди горцев шейха Мансура чеченец Гасан-Хаджи на вопрос, чем занимался, ответил: «Большую часть жизни своей провел в земледелии, а между тем бывал во многих дагестанских и чеченских селениях по разным надобностям, бывал также на Таманском острове для торгового промысла» (А. А. Саламов. Цит. соч., стр. 28.)

В дальнейшем экономические связи Чечни с Кизляром постоянно расширялись и крепли. Чеченцы и ингуши торговали с терскими и гребенскими казаками. Несмотря на карантинные заставы и всякие препоны со стороны царизма, торговые связи все время укреплялись. В 1828 году дворянский заседатель Кизлярского окружного суда писал своему начальству, что существующие через Терек переправы используются русскими и горцами вопреки карантинным правилам. В станице Щедринской устроены два прочных парома, на которых переезжают туда и обратно горцы, армяне и казаки. Почти ежедневно из затеречных деревень в станицу Щедринскую привозят и продают на базаре кур, коровье масло, яйца, сыр, лес, доски, таркалы, вилы, лопаты, каюки, весла, скамьи, кадушки и многое другое (Н. П. Гриценко. Цит. соч., стр. 67.).

В 1834 году карантинная контора доносила своему начальству, что казаки Червленной станицы на каюках переправляют горцев и что при тайной их переправе захвачен при самом выходе из каюка новоюртовский житель Араблам Бадзяев. При обыске у него нашли 8 пар чириков, 8 аршин горского сукна, новую черкеску и кинжал. Несомненно, что все отобранное у чеченца предназначалось для продажи казакам (Там же.).

Чеченцы и ингуши пользовались станичными лавками, в которых продавались самые необходимые товары: железо, металлические изделия, хлопчатобумажные ткани, платки, чай, сахар и другое.

Чеченцы и ингуши расширяли торговые связи с соседними кавказскими народами и всегда предпочитали мирный труд, прибегали к оружию лишь по необходимости. «Чеченец весьма склонен к мирным занятиям, — писал в 50-х годах прошлого века русский офицер Властов, — в особенности в торговле, которая при врожденной его сметливости обещает всегда хорошие барыши…

Занятие, обещающее ему выгоды, заставит его всегда бросить оружие, которое он считает только средством для защиты» («Русский инвалид», № 164, 25 июля 1856 года.).

Торговые связи чеченцев и ингушей усиливаются в связи с открытием в начале XIX века меновых дворов. Для чеченцев такой меновый двор был открыт в Науре.

Несмотря на то, что меновые дворы носили по своей сущности колониальный, грабительский характер, все же они сыграли некоторую положительную роль в экономических связях Северного Кавказа с Россией. В 1811 году генерал Тормасов писал военному министру, что на меновые дворы «обитатели Кавказской губернии весьма охотно начали доставлять хлеб к карантинам, в тех местах учрежденных, и взаимно с горцами выменивают произведения и изделия свои при дружественном обхождении и обоюдной доверенности» (Акты Кавказской археографической комиссии, т. IV. Тифлис, стр. 929.).

Даже в период напряженной борьбы царизма за Северный Кавказ, когда военная и гражданская администрация здесь насаждала колониальный режим, а мусульманское духовенство разжигало ненависть ко всему русскому среди горцев, экономические связи между русским народом, чеченцами и ингушами не прерывались.

Известные наставления Николая I «об умиротворении навсегда горских народов или истреблении непокорных» последовательно осуществлялись царскими генералами. На Кавказе они применяли жестокие репрессии, сжигали аулы, уничтожали мирное население, производили прямой военный грабеж, поощряли произвол царских администраторов. В то же время чеченские старшины, представители феодализирующейся знати в лице Бейбулата Таймазова, владельца аула Майюртупа и других, совместно с мусульманским духовенством, разжигая «газават», преследовали свои классовые интересы. «Мюридизм, — пишет А. В. Фадеев, — открывал перед горской аристократией новые широкие возможности для усиления феодальной зависимости крестьян. Требование безусловной покорности «правоверных» мусульман своим «наставникам» использовалось эксплуататорами для подчинения трудящихся горцев. С помощью «газавата» и разжигания фанатической ненависти к «неверным» эксплуататоры отвлекли горское крестьянство от классовой борьбы» (А. В. Фадеев. О внутреннем социальной базе мюридистского движения на Кавказе в XIX в. «Вопросы истории», 1955, № 6, стр. 70.).