Школа и вопросы народного просвещения

Царизм сознательно держал простой народ, особенно нерусских, в темноте и невежестве, открывая школы лишь с целью укрепления своего господства и подготовки преданных служащих. Вот почему Ленин справедливо возмущался тем, что «в России неграмотных 73 процента, не считая детей до 9-летнего возраста»1.

У горских народов Кавказа, по свидетельству официальных источников, процент неграмотности достигал почти 100. Анализ посемейных списков за 1886 год показывает, что в чеченских и ингушских селениях, расположенных на равнине, грамотные насчитывались единицами. Так, в селении Старо-Сунженское было грамотных на русском языке 1 человек, на арабском — 14. Еще хуже обстояло дело в горных районах. Здесь во многих населенных пунктах вообще не было грамотных. Женщин, как правило, не обучали грамоте вовсе.

История развития учебного дела на Северном Кавказе начинается, в сущности, с 1848 года, когда был создан Кавказский учебный округ. Перед ним ставилась задача сблизить учебные заведения Кавказа по составу и направлению преподавания с учебными заведениями империи. Но о преподавании на родном языке, об учете национальных особенностей народов Кавказа и создании школ на национальных языках никто не думал.

В 1876 году была учреждена Терская дирекция народных училищ, которой подчинялись школы Чечено-Ингушетии (за исключением религиозных). Еще до образования Терской дирекции в Чечено-Ингушетии существовали мусульманские религиозные школы. К сожалению, количество их, равно как и количество учащихся, не было выявлено.

Хужри — мусульманские школы низшего типа были почти в каждом ауле. Школы повышенного типа имелись лишь в наиболее крупных селениях. В основу обучения в этих школах было положено бессознательное заучивание текстов Корана на арабском языке, воспитание религиозного фанатизма.

В 60-х годах XIX века на территории Чечено-Ингушетии было создано две горские школы: грозненская в 1833 году (состояла из трех классов, один из них приготовительный) для чеченцев и Назрановская в 1870 году (состояла из одного класса и одного подготовительного) для ингушей. При школах имелись пансионы, принимались только мальчики. Количество учащихся как в той, так и в другой школе колебалось в пределах 150. Школы были учреждены в целях укрепления колониального владычества царизма, для привлечения на сторону России богатых и знатных горцев.

По составу учебных предметов и курсу преподавания эти школы приближались к начальным народным училищам: закон божий, мусульманский закон, русский и церковно-славянский языки, чистописание и краткие сведения по арифметике, географии, истории. Воспитанники горских школ занимались и необязательными предметами: арабский язык, пение, гимнастика, ремесло, садоводство, пчеловодство, огородничество. Ученики должны были говорить только на русском языке.

Уровень обучения в школах был невысоким: в экзаменационных ведомостях обеих школ преобладала оценка «3», а процент переводимых из класса в класс колебался от 60 до 80 процентов. Ученики жаловались, на скудное питание, плохую одежду, побои и оскорбления.

Слабая материальная база, низкий уровень учебной работы, воспитание в духе религиозной покорности и преданности царю — таковы характерные черты горских школ.

Несмотря ни на что, эти школы все же являлись в какой-то степени распространителями просвещения среди горцев и первыми очагами формирования национальных кадров.

Горские школы просуществовали вплоть до 1917 года. В последнее время в них работали даже педагоги коренных национальностей окончившие учительские семинарии. Но контингент их был весьма невелик.

Отдельные выпускники горских школ продолжали обучение в Ставропольской гимназии, где было три казеннокоштных вакансии для Терской области, из которых одна отдавалась дагестанцам. Непременными условиями поступления были: свободнее владение русским языком и сдача экзамена в соответствующий возрасту класс. Первое условие вызывало самые большие затруднения у горцев. И только наиболее способные из чечено ингушского народа, среди которых необходимо назвать ингушей Адель-Гирея Долгиева, Чаха Эльмурзаевича Ахриеза, чеченца Захарова, ставшего впоследствии известным художником. сумели закончить Ставропольскую гимназию и получить образование.

Чеченцы и ингуши давно мечтали о хороших школах, собирали на них средства, возбуждали ходатайства. Многочисленные приговоры аульных обществ об открытии школ убедительно свидетельствуют об этом. Еще в 1876 году общество ингушского селения Сурхохи заявило о своем желании открыть с 1 сентября школу и обеспечить ее содержание. Однако только в 1411 году состоялось открытие Сурхохинского училища. В 1911—1914 годах создан ряд училищ в чеченских и ингушских селениях.

Таким образом, школы для горцев открываются только в начале XX века, в то время, как казачьи станичные начальные училища возникли еще в 60-е годы XIX века.

Тяга к образованию со стороны горских народов, в том числе чеченцев и ингушей, всегда была очень большой. Директор народных училищ Терской области писал: «Просьбы и ходатайства об открытии школ получались в дирекции со всех сторон, в том числе в немалом количестве и от туземного населения… В особенности же население нуждается в выдаче из казенных сумм на школьное строительство. Всего таких ходатайств заявлено было на 545 тыс. руб., представилась же возможность удовлетворить эти ходатайства только в размере 1,5 части… Немалым препятствием для распространения образования в отчетном году (1913. — Ред.) служил и недостаток учительского персонала».

На 1912—1913 годы падает большое количество приговоров об открытии школ, составленных в чеченских и ингушских селениях. Сюда относятся приговоры таких селений, как Махкеты, Дачу-Борзой, Кень-Юрт, Гехи, Урус-Мартан, Ачхой-Мартан, Гойты, Новоалдынское, Старосунженское, Брагуны, Али-Юрт, Мужичи, Галашки, Базоркино, Барсуки и др.

Согласно приговорам, в 1912 году было открыто для ингушей и чеченцев по две школы; в 1913 году — для ингушей 15, для чеченцев 35 школ. В следующем, 1914 году для чеченцев было открыто всего 3 училища, для ингушей — б, очевидно, в связи с начавшейся войной.

В 1914/15 учебном году на территории Чечено-Ингушетии было всего 153 общеобразовательные школы, из них начальных 145. Сюда входили одноклассные (3 года обучения) и двухклассные (5 лет обучения) школы, такие, как Ассинская и Карабулакская двухклассные, Карабулакская женская, Петропавловская, Старогладковская, Базоркинская, Долаковская, Шалинская и другие.

В начальных училищах преподавались предметы: закон божий, церковно-славянский и русский языки, арифметика, чистописание исключительно на русском языке, в чем ярко выражалась русификаторская политика царского правительства. Согласно циркулярным указаниям, занятия должны были проводиться по 3 часа до обеда и по 2 часа после обеда, что не везде соблюдалось.

В целом, как отмечали инспектора, «постановка учебного дела даже в школах с русскими учениками оставляла желать много лучшего (переводилось всего лишь 75 процентов, а о школах с учащимися ингушами и чеченцами и говорить не приходится)». Так, в Калиновском женском начальном училище, как свидетельствуют ревизионные записи 1916 и 1917 годов, царила зубрежка, ученицы читали по букварю хорошо, но объяснить прочитанное не умели.

В ревизионных записях Насыркортовского, Долаковского, Яндиевского, Барсуковского и других училищ за 1914 год отмечалось «слабое развитие русской речи, недостаточное овладение механизмом чтения и беглым счетом».

Положительным было то, что в русских станичных начальных училищах преподавалось пение, музыка, гимнастика, рукоделие, садоводство, огородничество, пчеловодство, токарное и слесарное дело и др. В некоторых училищах имелись свои мастерские. В чечено-ингушских школах этим предметам не обучали.

Изучая необязательные предметы, учащиеся получали известные трудовые навыки ремесленного характера. Однако цель, которую преследовало в данном случае царское правительство, носит ярко выраженный классовый характер: сделать начальные училища проводниками ремесленного обучения трудового населения и тем ограничить его образование.

Элементами воспитательной работы в училищах были молитвы и посещение богослужений, хоровое пение религиозных произведений, внеклассное чтение. Не проводилось чтение з училищах чеченских и ингушских селений из-за отсутствия библиотек.

Особенно плохо обстояло дело с помещениями для школ горских селений. Как отмечалось в отчете директора народных училищ за 1913 год, «они не имели таких удобств, как станичные училища». Об «удобствах» одного из станичных училищ, в частности Веденского, свидетельствует письмо заведующего училищем Молчанова. 21 августа 1914 года он писал: «Сообщаю, что без ремонта нет никакой возможности вести правильные занятия, потому что фундамент под печкой в кухне обвалился; один раз уже был пожар, который благодаря только счастливой случайности в самом начале был ликвидирован: стены здания грязные, стекла градом выбиты, все здание как снаружи, так и внутри представляет какой-то сарай».

Открытые в основном наспех, без должной подготовки, в 1912—1913 годах училища порой совершенно не имели мебели, и учащиеся первое время сидели на полу, а затем на табуретках за простыми обеденными столами.

Санитарное состояние большинства училищ было также не-удовлетворительным: классы переполнены, не хватало воздуха и света. В 1904 году, например, на одного учащегося в среднем приходилось 12,7 кубических аршин воздуха, что составляло около 2/3 нормы. На каждые 100 учащихся было 27 инфекционных заболеваний (воспаление глаз, чесотка, свинка и др.). Санитарный надзор был слабым, медосмотры почти не проводились.

Качество обучения в значительной степени страдало из-за слабой подготовки преподавателей. В 1916 году в Терской дирекции только третья часть учителей имела специальную подготовку. С целью пополнения знаний учителей, ознакомления их с правилами ведения дела начального образования и обмена опытом ежегодно устраивались курсы, чаще всего во Владикавказе. На эти курсы обычно вызывали не более 30 учителей начальных школ.

Учителя на курсах писали сочинения на педагогические темы, причем лучшие из них рассматривались и обсуждались, давали и посещали уроки, занимались русским языком, арифметикой, чтением, получали сведения по физкультуре, пению, сельскому хозяйству. В 1915 году с 1 по 15 июля были открыты методические курсы при Назрановской горской школе на 40 человек.

На территории края к 1917 году было 7 училищ, рассчитанных на 4-летний курс обучения после начальной школы: Грозненско-Пушкинское, Червленское, Шелковское, Старогладкоьское, Калиновское, Наурское, Слепцовское. Они были созданы для того, чтобы отвлечь горцев и низшие классы населения от поступления в гимназии и реальные училища. Так, в Грозненско-Пушкинском высшем начальном училище в 1913 году было всего 7 учащихся коренной национальности, в Червленском — ни одного.

В Грозном, ставшем с 1871 года окружным городом, кроме начальных школ, были и профессиональные учебные заведения: низшая ремесленная школа, мужское железнодорожное училище, лесная школа в слободе Воздвиженской и др.

До начала XX века на территории Чечено-Ингушетии не было ни одного среднего учебного заведения. Только в 1902 году открылась Грозненская женская прогимназия, преобразованная затем в гимназию, а в l904 году начало работать реальное училище, в котором в 1915/16 учебном году обучалось 582 ученика (преобладали дети мещан, купцов, офицеров, чиновников), а в чеченском приготовительном классе при этом училище было 15 школьников.

В Грозненской женской гимназии в 1912/13 учебном готу было 8 классов, из них 7 основных и 8-й — педагогический. Обучалось всего 417 учениц.

Пуще всего царское правительство боялось распространения революционных настроений среди учительства. Учителя городских (высших начальных) училищ, приступая к работе, должны были принести присягу верности царю и отечеству. Подобно ученикам они обязаны были представлять справки о говений и причастии. Для того чтобы вступить в брак, требовалось разрешение директора народных училищ.

Но несмотря на предосторожности, революционные настроения находили отклик среди учителей. Начальство отмечало в период революции 1905 года, что учителя станицы Ноопавловской Пятигорского отдела Гладилин, Поляничка, Бондаренко, Кожегуб ездили на митинги в город Пятигорск, оттуда привозили прокламации и «сбивали с толку казаков». В этом был замешан и инспектор Терской дирекции народных училищ Г. Я. Абозин. А за учителем Грозненского городского Пушкинского училища Георгием Бурчуладзе даже был установлен негласный надзор полиции.

Даже царская администрация признавала, что жалованье учителей недостаточно, и это служит причиной частой их смены.

Старость учителя не была обеспечена. Только часть учителей состояла в пенсионной кассе, куда нужно было отчислять около 12 процентов своего мизерного заработка для того, чтобы получать потом пенсию.

Система начального образования, существовавшая в дореволюционной Чечено-Ингушетии, очень слабо охватывала коренное население, не говоря уже о том, что полное среднее образование, и тем более высшее, было за редким исключением недоступно не только чеченцам и ингушам, но и терским казакам.

Все то, что предпринималось для организации и расширения школьной сети в XIX—XX веках, обуславливалось прежде всего интересами колониальной политики царизма и никак не отвечало условиям экономического развития страны. При этом царское правительство заботилось только о том, чтобы воспитать преданных и послушных чиновников для местной администрации. Такие школы служили интересам господствующего класса. И все же в них охотно шли молодые чеченцы и ингуши, которые тянулись к просвещению и культуре. Их было немного, и далеко не все сумели подняться до понимания своего общественного долга перед народом.

Кеди Досов, Тарамов, Янгульбай Хасанов, Гирей Мударов и Туган Алхазов — ученики П. К. Услара, открывшего еще в 1852 году в Грозном школу для вейнахов на родном языке. Однако очень скоро школа закрылась, ибо царское правительство вовсе не думало всерьез приступать к просвещению вейнахов. Но добрые семена, посеянные «усларовской» школой, не пропали даром: ее ученики вошли в число тех немногочисленных представителей чеченцев, которые овладели основами грамоты.

Заслуживает внимания деятельность просветителя Чечено- Ингушетии ингуша Ассадуллы Темуркозича Ахриева (1853— 1932). Выпускник Ставропольской гимназии, он в 1875 году закончил Петербургский университет. Жил некоторое время в Петербурге, работал на Путиловском заводе. Под влиянием русских революционных демократов в 1876 году вступил в организацию народников «Земля и воля». Потом долго, почти 40 лет жил в одном из районов Азербайджана — Геокчае. Там же в Нухе, жил его двоюродный брат Чах Ахриев, окончивший в 1874 году высшее учебное заведение — Нежинский лицей.

Ассадулла Ахриев вместе с прогрессивным азербайджанским деятелем, журналистом Гасан-Беком Меликовым (Зардаби) добился учреждения в Геокчае благотворительного общества с целью оказания материальной помощи учащимся способствовал открытию там же городской женской школы. Впоследствии он познакомился и дружил с писателем В. Г. Короленко. Ассадулла помог получить образование многим своим родственникам. Будущий герой гражданской войны Гапур Ахриев с его помощью окончил в 1916 году Московский коммерческий институт, его брат Мухтар Ахриев, участник революции 1905—1907 годов, автор знаменитого запроса-протеста в Государственную думу по поводу бесчинств царской администрации в Чечено-Ингушетии, окончил в 1909 году Петербургский университет.

Хаджи-Бекир Ахриев окончил Московское Строгановское училище прикладного искусства и создал много интересных работ кистью и резцом. Известны 16 его произведений, в том числе такие, как «Похороны Бутырина», «Туземное лечение», «Моления на Столовой горе», являющиеся подлинными шедеврами изобразительного искусства вейнахского народа. В свою очередь под влиянием Хаджи-Бекира Ахриева стал профессиональным художником Газа Даурбеков, автор многих иллюстраций к художественным произведениям из жизни горцев.

Достойна внимания прогрессивная деятельность Адиль-Гирея Долгиева (1845—1885). В 1858 году, после окончания Ставропольской гимназии, он поступил в Петербургский университет. В следующем году за участие в «Нечаевском деле» его исключили из университета и посадили в Петропавловскую крепость, затем выслали под надзор полиции в Терскую область. В ссылке Долгиев учительствовал в Назрановской горской школе, писал статьи о пользе русской грамоты и русской школы, сотрудничал в «Терских ведомостях». В 1873 году он продолжает учебу, теперь уже в Петербургской медико-хирургической академии, но снова его исключают за революционную деятельность и высылают в Терскую область, а затем в Закавказье.

После первой русской революции 1905—1907 годов в местных газетах и журналах появляются статьи Султана Альдиева, Муслима Магомаева, Денил-Бек Шерипова и других, в которых они отстаивают интересы обездоленных горцев, выступают за просвещение.

Примечания:

1 В. И. Ленин. Русские и негры. Соч. Изд. 5-е. Т. 22, стр. 346.

Источник:
Очерки истории Чечено-Ингушской АССР. Т.I. Грозный, 1967. Стр. 291 – 298.