Лечебное дело и вопросы здравоохранения
Первые элементы эмпирической санитарной культуры на территории Чечено-Ингушетии обнаруживаются благодаря изысканиям археологии.
Легенды и сказания, бытующие в Чечено-Ингушетии, доносят до нас сведения о тяжелых эпидемиях далекого прошлого, в результате которых вымирали целые селения.
Так, например, в селении Ялхой-Мохк записано предание, по которому мифическое существо Алмаз, обидевшись, послало мор на жителей, населявших берега реки Гумс, использовав для этого воду питьевого источника. Почти все население вымерло от неизвестного желудочно-кишечного заболевания, а оставшиеся в живых вынуждены были переселиться в отдаленные земли.
Нет сомнения, что в этой легенде говорится об эпидемии брюшного тифа или холеры.
Беспорядочное расположение покойников в отдельных каменных склепах (малх-каш) в горах жители объясняют тем, что заболевшие сами уходили в склепы, так как не хватало здоровых для ритуальных похорон.
На Северном Кавказе даже не в столь далекие времена (XVIII — начало XX века) отмечались многочисленные эпидемии инфекционных заболеваний.
Известны, например, эпидемии холеры, свирепствовавшие в Астрахани и на Северном Кавказе в 1808—1810 и в 1823 годах. На 1836—1840 годы падает одна из самых тяжелых эпидемий холеры в Чечено-Ингушетии.
Из отчетов врачей, служивших на Кавказской линии, выясняется, что население болело лихорадками, желчной горячкой, воспалениями мозга и печени, нервными горячками и др. На современном медицинском языке это означает, что широкое распространение имели малярия, дизентерия, воспаление легких, менингит и простудные заболевания. Не переводились детские инфекции, трахома, сибирская язва и др. Лечить эти заболевания в то время было почти невозможно.
Особенно часто на Северном Кавказе были вспышки оспы. По очень неполным данным, за 13 лет натуральная оспа появлялась здесь около 20 раз.
К сожалению ни врачебные управы, ни оспенные комитеты, созданные в начале XIX века, не были способны противостоять этому страшному заболеванию. Они, по меткой характеристике профессора Я. Чистовича, «сделались не чем иным, как лишь новыми инстанциями бюрократической централизации, без прав собственной инициативы и без всякой собственной ответственности».
Некому было проводить профилактическую работу в большом объеме. Согласно закону от 26 мая 1797 года, в уездных городах были утверждены врачебные управы, штаты которых состояли из одного врача, одной повивальной бабки (акушерки) и двух лекарских учеников. К середине XIX столетия были даны дополнительные штаты врачей, их стало два на уезд: окружной и городской, соответственно вдвое увеличились и ставки лекарских помощников. Такое штатное расписание врачебных управ неизменно просуществовало вплоть до Великого Октября.
На Северном Кавказе дело осложнялось еще и тем, что мизерные медицинские штаты уездов не были укомплектованы. Зачастую на уезд приходился всего один лекарь.
Наряду с врачами гражданского ведомства на Северном Кавказе имелись военные врачи, которые обслуживали действующую армию, служили в военных госпиталях и при вспышках эпидемии тесно сотрудничали с уездными врачами. Однако к 60-м годам XIX столетия количество военных госпиталей было значительно сокращено (в 1858 году, например, прекратил существование крупнейший на Северном Кавказе госпиталь в Кизляре), военные врачи были отозваны в другие места России, а вся тяжесть лечебной и профилактической работы легла на плечи уездных врачей.
В 40-е годы терские и гребенские станицы на территории Чечни обслуживал лекарь А. П. Янушевич, человек культурный и медицински хорошо образованный. Будучи лекарем глухой заставы на острове Чечень, он систематически следил за периодической литературой. Несмотря на трудности доставки, выписывал из Петербурга основные врачебные журналы того времени. За самоотверженную работу по ликвидации холерной эпидемии в Кизлярском округе был представлен к награде.
В более позднее время большой известностью в притереч- ной Чечне пользовались врачи М. А. Дохтуров, Л. С. Кабахидзе, Ф. Ф. Миллер и др. Однако врачей все время не хватало, на каждого из них приходилось по сотне больных, особенно в периоды эпидемий.
Недостаток квалифицированных медицинских сил ощущался на Северном Кавказе постоянно, но особенно плохо обстояло дело с лекарскими учениками (фельдшерами). Чаще всего в северо-кавказских уездах работал всего один лекарский ученик, в иные годы не имелось ни одного. Почти не было такого года, когда обе должности лекарских учеников во врачебной управе были бы заняты.
Не лучше обстояло дело и с повивальными бабками. Как правило, ими работали женщины без образования, «научившиеся пособию при родах при долговременной практике и опытности». Зачастую это были невежественные иностранки, большей частью немки, как например, Эстер Шлиоме, Элеонора Радон. Последняя прославилась на всю Российскую империю тем, что была лишена права повивальной практики в пределах России, ибо ее «акушерская деятельность» нередко влекла за собой смерть ребенка и матери.
В бумагах уездного врача за 1854 год мы находим первое упоминание о квалифицированной русской акушерке на Кавказской укрепленной линии. Земский суд после проверки 9 сентября 1854 года препроводил уездному врачу копию свидетельства, данного родовспомогательным заведением Императорского С.-Петербургского воспитательного дома «дворовой девке Марье Петрозне Менькиной (по мужу Киреевой) за № 194 о том, что она имеет право заниматься повивальным искусством во всех местах, где нет определенных от правительства повивальных бабок…» Таким образом, М. П. Менькина-Киреева, вероятно, явилась первой русской дипломированной акушеркой, работавшей на территории Чечено-Ингушетии, к тому же получившей образование в столице.
Однако таких акушерок в то время было мало, зачастую должности повивальных бабок были вакантными или их на непродолжительное время занимали шарлатаны. Только к началу XX столетия кризис с акушерками был более или менее разрешен, хотя штаты оказались явно недостаточными.
На территории Чечено-Ингушетии даже в 1917 году не было ни одного детского медицинского учреждения. Поэтому естественно, что простой народ вынужден был идти за советом к людям, ‘занимавшимся врачебной практикой, не имея на то никакого права.
Медицинских знахарей по Терской линии было немало. JI. Н. Толстой, в молодости живший в Чечне, записал 16 октября 1853 года в дневнике, как знахарь Зверчик из Старогладковской сказал про своего больного с удивительной уверенностью, что «у этого человека болезнь ветряная — ветер поднялся, он его и душит». В другой раз Толстой отметил, по-видимому, со слов того же Зверчнка, что «общеупотребительные внутренние лекарства в простом народе суть: сулема, росный ладан, саки и имбирь».
В Чечено-Ингушском архиве хранятся документы, отражающие деятельность таких «лекарей». К примеру, диагнозы, поставленные оспопрививателем И. Нифонтовым (застарелые раны на ногах, заболел с горя, слабость в пояснице, колотья в боку) ничуть не отличаются от умозаключений Зверчика.
Оспопрививатели очень часто становились знахарями. На свой страх и риск они лечили больных. Такое «врачевание» редко кончалось благополучно, лучшим исходом его являлась инвалидность. Активной борьбы с самозванными врачевателями местные власти не вели, только смертельный исход заставлял принимать меры в отношении шарлатанов.
Среди архивных документов о привлечении к суду за такое «лечение» раненых и больных имеются материалы на оспопрививателя 3. Межлумова и казака Ч. Ашурова, которые «нечаянно» раненого мальчика залечили до смерти.
К концу XIX — началу XX столетия помимо знахарей стали появляться владельцы частных аптек, не имевшие зачастую фармацевтического образования.
В дореволюционное время на Северном Кавказе часто возникали судебные процессы по поводу незаконного лечения, но нередко дело обходилось и без суда. Поистине трагическим можно назвать положение, в котором находились чеченцы, ингуши, ногайцы.
Передовые врачи Северного Кавказа прилагали большие усилия, чтобы облегчить тяжелую участь этих народов, вымиравших от эпидемий оспы, холеры и других заразных заболеваний.
Еще в конце XVIII века штаб-лекарь П. Шатилович предлагал основать под Кизляром «осповую гофшпиталь» для коренного населения, но это предложение не было реализовано. Передовые русские врачи и фельдшера старались по возможности проводить среди коренного населения основную медицинскую профилактику, заботились о подготовке помощников из среды местных народностей. Врач Диновский, например, вошел с ходатайством в оспенный комитет, чтобы прислали для обучения оспопрививанию «из разного звания народов надежного и проворного человека для его же народа пользы и блага». К сожалению, инициатива врачей осуществлялась с трудом, встречая противодействие как со стороны местной знати и духовенства, так и со стороны русских губернских и уездных чиновников.
Снабжение медикаментами и оспенной вакциной было не-удовлетворительным и для русских поселений, и для чеченцев и ингушей, поэтому оспопрививателям нечего было делать. Коренным жителям приходилось прибегать к помощи своих лекарей, так называемых гакимов или лоров. Народная медицина Чечено-Ингушетии, Дагестана и других горных областей формировалась, с одной стороны, из народного опыта, накапливавшего веками крупицы медицинских знаний, а с другой — под известным влиянием восточной медицины. Но горская народная медицина всегда исходила из добытых вековой практикой приемов и способов лечения.
В горных областях, где население занималось преимущественно животноводством, большие знания были накоплены по части лечения животных различными жирами, солевыми растворами. Не могли остаться незамеченными целебные свойства трав и растений. Эти знания обобщались и применялись для лечения людей. Постепенно из среды горцев выделялись люди, избравшие лечение своей профессией.
Немало было гакимов (лоров), пользовавшихся доверием не только чеченцев и ингушей, но и русского населения. Горские врачи особенно хорошо умели лечить раненых и удалять застрявшие пули, высокого уровня достигло у них костоправство
Образ жизни в горах, постоянные военные столкновения, представление о горце-мужчине как о джигите, воине, готовом в любое время сесть на коня и отразить нападение врага, — все это способствовало тому, что сберегательное лечение достигло у горских лекарей значительных высот: горские врачи не прибегали к ампутации конечностей. В Чечено-Ингушетии известностью опытных хирургов пользовались лоры Талхиговы из селения Шали и Хежин-Неки из селения Валерик.
Народная медицина горцев имела довольно высокий уровень развития. В 1835 году некоторые гакимы приглашались в качестве полковых врачей для обслуживания войсковых частей, состоявших преимущественно из кавказцев. Для изучения приемов их работы к ним прикрепляли русских фельдшеров.
Особая заслуга в изучении методов и приемов горской медицины принадлежит великому русскому хирургу Н. И. Пирогову, побывавшему на Северном Кавказе (в том числе и в Чечено-Ингушетии) в конце 40-х годов прошлого века.
Приехав на Северный Кавказ, Пирогов прежде всего освоил основные принципы горской медицины, расширив, углубив и теоретически обосновав те, которые оказались правильными, и отбросив противоречащие науке.
Пирогов привлекал гакимов к пользованию солдат в военных лазаретах. По его просьбе дивизионный врач 20-й пехотной дивизии Земский ездил в горы к одному из местных врачевателей ран и пришел к выводу, что применяемое им лечение способно излечивать самые жестокие раны и само по себе несложно, поэтому может быть применено для лечения раненых солдат во время походов.
Опыт горских медиков пригодился великому хирургу при решении существенных вопросов военно-полевой хирургии.
Следует сказать, что Пирогов приехал на Северный Кавказ со сложившимися взглядами на ряд медицинских проблем, одной из которых в то время было лечение осложненных переломов больших костей. Ведущие военные хирурги в большинстве случаев считали необходимой первичную ампутацию конечности, дабы избежать смертельного исхода.
Основываясь на своем колоссальном опыте, наблюдая методы лечения гакимов и пользуясь данными безвестных русских врачей на Кавказе, которые применяли близкие к горским выжидательные методы лечения огнестрельных ранений (о чем свидетельствует сам Пирогов), великий хирург окончательно отказался от первичных ампутаций, перейдя к «сберегательному лечению» ран.
Особый интерес Пирогов проявлял к лечению горскими врачами сложных свежих переломов, знакомился с их способами иммобилизации. Не найдя возможным применить их средства при сложных переломах конечностей, Пирогов предлагал использовать в военно-полевых условиях неподвижную крахмальную повязку как в лечебных целях, так и в качестве транспортного средства, заменив ее затем гипсовой.
Не менее интересным считал Пирогов лечение горцами огнестрельных застарелых ран с раздроблением костей и с присутствием инородных тел (пули и др.). Пирогов находил, что некоторые приемы горцев в лечении таких ран не оправданы с медицинской точки зрения, но «…как бы ни были грубы, сумасбродны их средства, начала, которым они следуют при лечении ран, остаются тем не менее справедливыми: расширение отверстий и привлечение гноя и посторонних тел к выходу раны».
Сравнив условия русской и горской медицины, Пирогов нашел правильный путь, по которому надо идти в оценке народной медицины. Не принижать, но и не возвеличивать, отбирать ценное и отметать схоластическое и устаревшее — вот завет Пирогова, который является верным компасом по сей день при изучении народной медицины.
С пребыванием Н. И. Пирогова на Кавказе связано улучшение дела медицинской помощи горскому населению. Слава о чудесном докторе, как называли Пирогова горцы, облетела весь Северный Кавказ. Пирогов сделал множество сложных хирургических операций в госпиталях и лазаретах по территории Северного Кавказа, обучая своим приемам горских врачей, работавших у него помощниками. Пирогов никогда не отказывал в хирургической помощи никому из раненых, независимо от того, к какому лагерю принадлежал пострадавший: «Были примеры, что во время экспедиции неприязненные (немирные.— Ред.) чеченцы привозили в наш арьергард своих раненых, которым они считали нужным сделать ампутацию; наши врачи делали отнятие члена, а наши неприятели опять увозили своего раненого к себе». Так, по свидетельству Пирогова, поступали многие русские врачи. Выздоравливающие горцы свободно уезжали в свои аулы.
Однако общее состояние медицинской помощи населению к началу XX века оставалось неудовлетворительным.
В 1896 году в Терской области врачебная помощь оказывалась 17 лечебными заведениями, в число которых входили 2 военных госпиталя и 6 войсковых лазаретов и больниц. Было 25 частных аптек. Общее число больничных коек в этих учреждениях составляло 1501.
Громадную территорию — 4 округа Терской области — Владикавказский, Нальчикский, Грозненский и Хасавюртовский — и 4 отдела — Кизлярский, Сунженский, Моздокский и Пятигорский — обслуживали 114 врачей, 12 ветеринаров, 341 человек младшего и среднего медицинского персонала.
Один только Сунженский отдел Терской области (ныне территория ЧИАССР) включал 20 станиц и 226 аулов, сел и поселков с общим числом жителей в 115 897 человек. На весь отдел приходилось два врача и один ветеринар.
Несколько иначе обстояло дело на минеральных водах. Курорты имели большое количество медицинских работников и прилично оснащенные по тому времени больницы. Это объясняется тем, что курорты посещали привилегированные слои населения, простой народ доступа туда не имел.
В Чечено-Ингушетии большой известностью пользовались минеральные воды Горячеводского источника вблизи селения Старый Юрт, а также Слепцовский и Михайловский теплосерные источники у станицы Серноводской. Пирогов отметил в своем отчете, что вода этих минеральных источников не уступает по качеству лучшим минеральным водам Франции.
Согласно диссертации доктора И. Кедрова «Слепцовские и Михайловские минеральные воды», 69 процентов больных, пользовавшихся этими источниками, выздоравливало и у 19 процентов течение болезни приостанавливалось. Эти блестящие результаты снискали серноводским источникам большую популярность.
В первом десятилетии XX века Серноводский курорт благоустраивается и несколько расширяется (строятся новые ванные здания, бассейны), так что к 1913 году число лечащихся достигало 6 тысяч человек в год, .не считая больных из числа местного населения. Судьба же Горячеводского курорта плачевна. Один из современников с горечью пишет: «К сожалению, Терское войско не обращает на Горячеводск никакого внимания, а станичники, боясь конкуренции культурных сил, изгоняют даже все частные начинания… Местное казачество — хозяева курорта — сплошь некультурно. Надеяться на него в деле возрождения курорта было бы наивностью. Для этого нужны средства борьбы с антисанитарией, отчуждение курорта в собственность казны».
Издавна предпринимались попытки сделать минеральные воды общедоступными. Кизлярский лекарь П. Шатилович представил в конце XVIII века в медицинскую канцелярию проект создания приюта «для больных желудком», лечащихся «кислыми водами». Но ни этот, ни последующие многочисленные проекты не увидели света в условиях царской России.
К 1913 году, согласно сообщениям «Терского календаря», в Чечено-Ингушетии было 19 врачей и около 25 средних медицинских работников. Начавшаяся первая мировая война сократила и без того малое количество среднего медицинского звена — часть из них была мобилизована в армию.
В канун Великой Октябрьской социалистической революции на всей территории было 10 больничных учреждений на 236 коек, 18 амбулаторно-поликлинических и 19 фельдшерско-акушерских пунктов, расположенных в основном в равнинных русских районах. Совершенно не было детских учреждений. Продолжали свирепствовать эпидемии, процветало знахарство, отсутствовала элементарная профилактическая помощь местному населению. В печати отмечалось, что горское население края «врачебной помощью совсем не обеспечено».
Источник:
Очерки истории Чечено-Ингушской АССР. Т.I. Грозный, 1967. Стр. 284 – 291.
Комментарии
Оставьте свой отзыв!