Материальная культура и общественный быт

Характерной особенностью архитектуры чеченцев и ингушей в средние века было строительство жилых башен (гала), приземистых прямоугольных сооружений, в которых жили еще в 50-х годах XIX века. В высоту такие башни достигают 10 и более метров при величине основания в 8—9 и 9—10 метров. Стены их сложены приемом так называемой полигонной кладки и связаны между собой угловатыми плитами (сен кхера). Дверные и оконные проемы завершены арками, которые высекались из камней-монолитов или складывались из плит, заклиненных замковым камнем треугольной формы. На каждый этаж (башни имели по два-три этажа) вела своя дверь, хотя имелись и внутренние переходы. Дверные и оконные проемы изнутри расширялись, в них плотно вгоняли деревянные рамы, которые в холодную пору и на ночь прикрывались дощатыми щитами. Внутри башни специальная четырехгранная колонна с подушками-выступами и карнизы стен поддерживали межэтажные перекрытия из деревянных балок, хвороста и сланцевых плит.

В оборонных целях стены, выходившие на открытые пространства, снабжались узкими бойницами, а иногда и машикулями в виде нависающих балкончиков, не имеющих пола. Крыша жилых башен плоская, ее покрывали глиной и утрамбовывали катками. Стены возвышались над крышей в виде парапета.

В нижнем этаже башни обычно помещался скот, хранились хозяйственные запасы, а в верхних жили люди. Холодные постройки с трудом обогревались камином.

Внутреннее убранство башен было небогатым — деревянная, изредка металлическая посуда стояла в нишах, войлочные ковры украшали пол и стены.

Жилые башни чеченцев и ингушей одинаковы и отличаются своей конструкцией от жилых башен соседей — осетин, дагестанцев и др.

Правда, в обществе Чеберлой (район озера Кезеной-Ам) в местной чеченской архитектуре можно проследить некоторое влияние дагестанской строительной техники.

Башни, принадлежащие одной фамилии, примыкали одна к другой, образуя небольшие поселки.

Среди башенных поселков часто возвышались боевые «боу» (или «воу»). Их воздвигали на стратегически, важных местах: труднодоступных скалах, вблизи отдельных: дорог, у подступов к селениям.

Боевые башни в отличие от жилых более стройны. Высота их достигает 18—20 метров, основание — 5х5 и 4×5 метров, кверху сильно сужены. Обычно такая башня в целях обороны имеет только один входной проем, который ведет непосредственно на второй этаж постройки, так как приставная лестница — балка с зарубками — могла быть в любой момент поднята вверх. Боевые башни имели четыре и пять этажей. Перекрытия изнутри укреплены на балках с упором в специальные ниши и выступы—карнизы. Встречаются межэтажные перекрытия в виде свода, выполненные веерообразным наложением камней (такие своды имеются, например, на втором и третьем этажах башни Долоевых в селении Цуй на реке Ассе). Переходы из одного этажа в другой располагались зигзагообразно. Первый этаж, по преданиям, служил кладовой, тут же, за перегородкой, томились пленники. На остальных этажах размещались жители осажденного поселка, покинувшие свои башни.

Боевые башни перекрывались плоской крышей с выступами по углам, но чаще суживающаяся кверху башня завершалась ступенчато-пирамидальным сланцевым перекрытием, снабженным острым каменным шпилем (циогал). Боевые башни были хорошо приспособлены для ведения стрельбы из лука и огнестрельного оружия. Из многочисленных бойниц и балкончиков-машикулей можно было вести огонь во все стороны, бросать камни, лить кипяток на осаждавших.

Как жилые, так и боевые башни, особенно со стороны входов (фасада), затейливо украшены выбитыми значками и рисунками в виде крестов, змей, стилизованных фигур животных и людей. Это так называемые петроглифы. Особенно богато отделаны ими боевые башни. Здесь же можно видеть и рисунок человеческой руки (мастер, завершая работу, высекал изображение своей ладони, словно гарантируя тем самым прочность сооружения). Боевые башни часто украшались углубленным узором в виде ромбов, треугольников, линейных поясков, знаков, напоминающих букву Т, крестов, человеческих фигур (такая мозаичная фигура имеется на одной из башен Малхисты).

Оба типа башен строились без фундаментов, большей частью на скальной основе. В их основания клали самые крупные камни, порою больше человеческого роста (глыбы башни «Шула» за селением Итум-Кале служили фундаментом). Работы велись с применением внутренних лесов и специального ворота (чегыркъ) для подъема камней и сланцевых плит.

Мастерство строителя передавалось от отца к сыну. Например, жители ингушского селения Берхин славились своим строительным умением. Чеченцы и ингуши строили боевые башни по заказам на территории Хевсуретии и Тушетии.

Некоторые башенные постройки на территории Чечено-Ингушетии настолько сильно укреплены, что могут быть по праву названы замками. Так, известны замки Пакоч (ущелье реки Чанты-Аргуна), Алдам-Гези (Кезеной), Аршауг (селение Цори), замок Евлоевых (Пялинг) и др. Об истории создания боевых башен и замков сложено много народных легенд.

Башенные постройки характерны для горной части Чечни и Ингушетии. В руинах они и сейчас сохранились в окрестностях озера Галанчож, Кезеной-Ам, в верховьях рек Чанты-Аргуна, Фортанги, в высокогорных Шароевских районах. В лесистой Ичкерии известны башни обычного боевого типа, стоявшие еще в XIX веке у селений Харачой и Ца-Ведено.

Башенным постройкам обычно сопутствуют склеповые сооружения. В XVI—XVII веках широко использовались надземные склепы (малх-каш). Для горной Чечни характерны сооружения, напоминающие домики с двускатной шиферной крышей. С узкой (чаще северной или восточной) стороны склепа устроен лаз — четырехугольное отверстие. Вдоль стен расположены полки в один—три ряда, на которые клали умерших. Там их тела подвергались естественной мумификации (усыхали). Некоторые склепы перед входом имеют неглубокую нишу со стрельчатой аркой. Длина постройки достигает 4—5 метров, высота 3 и более метров. В горной Ингушетии помимо склепов часто встречаются сооружения, напоминающие башни, перекрытые пирамидально-ступенчатой кровлей. Они имеют по две-три погребальные камеры со специальными лазами в каждую из них.

Склеповые постройки иногда образуют целые города мертвых. Например, обширные могильники в верховьях Чанты- Аргуна — в Малхисте и в Майсты. Город мертвых в Малхисте — Цой-Педе — состоит в основном из склепов с нишами перед лазом. Некрополь в Майсты изобилует склепами подобной конструкции в два этажа. Большое количество городов мертвых разбросано по Ингушетии (могильники у селений Джерах, Шуан, Тери, Дошхакле и т. д.). Города мертвых принадлежали родам, отдельные склепы — фамилиям и семьям.

В местах, бедных камнем, но с мощными обнажениями галечников склепы заменялись искусственными пещерами. Такие пещерные некрополи известны у селений Советское (Шатой), За кан-Юрт, Кели, Бамут, Памятой. Использовались и естественные пещеры в скалах (селения Фуртоуг, Макажой, Ялхорой, Чермохой, Итир-Кале, Курен-Беной). Склеповым и пещерным усыпальницам иногда сопутствовали погребения в каменных ящиках, то есть ямах, обложенных каменными плитами. В таких могилах хоронили «чужеродцев», так как класть их в склепы не полагалось.

Возле городов мертвых и на отдельных возвышенных площадках средневековые жители Чечни и Ингушетии часто возд вигали свои святилища — своеобразные храмы. Известны два типа святилищ: высокие колонны — столпы с нишами (сиелинг) и домики, напоминающие склепы с двускатной крышей (дала). Первые святилища служили местом жертвоприношений и молений. Они широко распространены в горах Чечни («Меркенду» у селения Басхой, столпы у города мертвых Цой-Педе, «Акана» у селений Туга, Икильчи, Меши и др.). Большое количество их известно в Ингушетии (в селениях Бишт, Таргим, Кост, Вовнушки, Эрзи и др.). Интересно столпообразное святилище селения Ной, украшенное петроглифами и каменным рельефом, напоминающим человеческое лицо.

Склепообразные святилища к настоящему времени сохранились в основном в нагорной Ингушетии. Наиболее простое святилище «Ауша-сел» возвышается у селения Таргим. У него нет входа, лишь с восточной стороны имеется ниша для жертв. Святилища «Тушоли» у селения Кок, «Болам-Дела» и «Тушоли» у селения Шуан, «Сусон-Дела», «Мятцил», «Мятер-Дела» на горе Матлам, «Ханхе-Сели» у селения Хани, «Бейни-Сели» у селения Бейни и другие имели внутренние помещения с нишами. Иногда изнутри святилище делилось аркой или стеной на две части («Тушоли» у селения Лежг, «Дзорах-Дела» у селения Гадаборш, «Соска Солса» у селения Салги и др.). Некоторые святилища были оборудованы каменным столпообразным алтарем с нишами («Гурмте» у селения Гаппи). Отличается от всех святилище «Дик-Сели». Оно имеет камеру с окном, но без входа. Известны святилища типа сиелинг-ниши, высеченные в скалах (в селении Чармохой у озера Галанчож) и крупное пещерное святилище «Тамыж-Ерды» у селения Хули.

Проникновение христианства в горы Чечни и Ингушетии несомненно было поверхностным, хотя отдельные обрядовые, чисто внешние стороны христианства в небольшой степени были восприняты горцами. Так, некоторые из надмогильных стел (чуртов) явно напоминают кресты грузинского типа, например н селениях Чах-Кири (Воздвиженское), Галашки, Карт. В Назрани была найдена стела с греческой поминальной надписью и датой «Лета 7089 апреля», то есть 1581 год. Но роспись чуртов крестообразной формы может быть связана только с антропоморфными (человекоподобными) изображениями, известными на Кавказе с древнейшего времени. Такие стелы были обнаружены у селений Верды, Памятой, Нихалой, Дошхакле, Мужичи, Чармахой, Акки, Хой, Корейчу, Цори. На стеле в селении Фуртоуг изображено даже человеческое лицо. Крест — один из главнейших символов христианства, обычно воспринимался горцами как знак, указывающий на четыре стороны света, знак солярного (солнечного) культа. Смешением остатков языческого культа с христианством объясняется появление креста в языческих ритуалах. Железные кресты украшали пещерное святилище в селении Хули, святилище «Делите» у селения Карт, небольших размеров железные кресты были найдены в святилище селения Эрзи и в районе Ведено. Христианство не укоренилось в среде чеченцев и ингушей, на это указывают многочисленные петроглифы на камнях храмовых построек и рисунки краской, нанесенные на штукатурку, напоминающие по начертаниям знаки письменности, кресты, спирали и лабиринты, людей и животных, контуры рук и ног.

Изображение крестов, спиралей особенно характерно для вейнахов, в них можно видеть значки — пиктограммы с определенным смысловым значением, а некоторые могли быть родовыми тамгами. Сочетание различных видов рисунков на одном камне можно рассматривать как графическое выражение молитвы горца, обращенной к божествам о даровании благополучия, счастья, успеха во всех начинаниях, пожелания полного покоя для умерших родственников.

Появлению таких знаков способствовало распространение различных культов, которые тесно переплетались между собой. Многие храмы их были посвящены далеким, легендарным предкам (например, Гую и Цикме в селении Тумгой, Дику в селении Фуртоуг), другие считались покровителями конкретных обществ («Маги-Ерды» для Хамхинского общества), даже общенациональными патронами («Галь-Ерды» у ингушей, «Мезир» у чеченцев).

Сложность культовых церемоний и большое количество святилищ объясняется множеством различных божеств. Так, Елта является покровителем охоты, Сели — молнии и грома, Тамыж-Ерды — скотоводства, Тушоли — плодородия. Богине Тушоли было посвящено несколько святилищ. В одном из них в селении Кок хранилось деревянное изображение Тушоли в виде человеческой фигуры в 70 сантиметров длиной, с металлической маской на лице. Рядом с этим святилищем возвышался столпообразный памятник с головкой в виде гриба (фалл), который посещали бездетные женщины. В селении Лежг через плиту с отверстием прогоняли баранту, чтобы избавить ее от болезней.

Различные находки в святилищах (колокольчики, знамена, кости и рога животных, деревянная и металлическая посуда) свидетельствуют о сложности местных культов, в которых большое место отводилось жертвоприношениям и ритуальным пиршествам. Все это сопровождалось общественным пивоварением, на что указывают находки чашечных камней для толчения ячменя (в селениях Эрзи, Салги, Итир-Кале, Кезеной и др.).

По-видимому, мусульманское учение распространилось в горах гораздо позднее, в середине XVII —начале XVIII века (в равнинной части и в предгорьях оно датируется примерно XV—XVI веками). Особенно показателен в этом отношении грунтовой могильник, исследованный у селения Асланбек-Шерипово. Здесь в каменных ящиках обнаружены погребения с богатыми наборами вещей — керамикой, предметами украшения, ножами, ножницами, что строго запрещалось канонами ислама. В одной из могил лежали подвески из монет императора так называемой «Священной Римской империи» Рудольфа II (1576—1612).

В XVII—XVIII веках влияние мусульманства было слабым не только в горной Чечне. Известно, что ингушские старейшины присягали в XVIII — начале XIX века не на Коране, а называя своих языческих патронов, хотя в это время мусульманство уже бытовало среди части ингушей.

Ранние мусульманские захоронения местечка Пакоч (район селения Итум-Кале) содержат подземные пустые склепообразные камеры, ниже которых имеются обычные мусульманские могилы с подбоем, прикрытые плитами (упха).

В этот период появляются также и первые импровизированные мечети, зданиями для которых служили старинные боевые или жилые башни (селение Макажой).

В XVI—XVII веках вейнахи продолжали жить в основном отдельными тайповыми селениями и аулами, а на плоскости — сельскими общинами, объединяемыми советом старейшин (мехк-кхел). Авторитет совета временами сильно ослабевал, даже по отношению к той части вейнахов, которая подчинялась ему. Некоторые вейнахские группы вынуждены были платить дань князьям соседних народов. В отдельных районах образовалось правление приглашенных или якобы «добровольно принятых» князей.

На территории Чечено-Ингушетии в то время производилось много хлеба, меда, фруктов, вырабатывали шерсть, шелк, различные ремесленные изделия. Дерево обрабатывали токарным станком (ц1охур). Использовался наемный труд в строительном деле и животноводстве.

Соседние князья совершали набеги на Чечено-Ингушетию. Н. Дубинин писал: «Набег в Чечню был пир для удалых наездников: добыча богатая и почти всегда верная; опасности мало, потому что в Чечне народ еще немногочисленный, жил, не зная ни единства, ни порядка. Когда отгоняли скот одной деревни, жители соседних деревень редко подавали помощь первым, потому что каждая из них составляла совершенно отдельное общество, без родства и почти без связи с другим».

Стремление в XVI—XVII веках кабардинских и кумыкских князей, впоследствии и калмыцких ханов, подчинить себе вейнахов объясняется не только разрозненностью и малочисленностью последних, но еще в большей мере политикой поддержки русскими царями феодалов-захватчиков.

В прошлые времена вейнахи по основным отраслям занятий делились приблизительно на три группы, специфика хозяйства их зависела от природных условий.

Провести точную границу между группами населения очень трудно, деление это до некоторой степени условно. Например, Ичкерия, входящая в зону Черных гор, кроме продуктов животноводства, давала значительное количество товарного хлеба. Притеречье, относящееся к предгорью, за исключением небольшого количества проса, хлеба не поставляло. Зато здесь было развито пастбищное скотоводство.

Жители некоторых высокогорных сел — Малхиста, Шаро, Хуланда, Хой, Хамхой, Кат, Карт и других — возделывали хлеб на покатых берегах рек. Им приходилось создавать участки для посевов — искусственные террасы на труднодоступных оголенных скалах — и переносить туда землю в корзинах и мешках. Если посевы не уничтожались градом, ливнями или ранними заморозками, собирали пшеницу и ячмень. Но стихийные бедствия часто случались в высокогорье (у малхистинцев, например, каждый четвертый год был неурожайным).

В горных районах, где издавна тщательно обрабатывался и удобрялся каждый удобный клочок земли, сохранились многочисленные следы террасного земледелия. Например, сохранились следы террас возле озера Кезеной-Ам на таких крутых склонах, куда почти невозможно подняться.

У чеберлоевцев говорилось: «Удобрение ценно, как сама мука». Действительно, на здешних «полях» трудно вырастить что-нибудь без удобрений, без очень напряженного труда. Поэтому все, что давала здесь земля, ценилось дорого. Очистив поле, сорняки не выбрасывали, их сушили, складывали и использовали в качестве зимнего корма для скота.

Многим чеберлоевским террасам, по местным преданиям, 300—400 и более лет, а хойские и некоторые другие, возможно, еще-древнее.

Безземелье в горах приводило к тому, что родоплеменные группы и аулы вели между собой борьбу (например, долголетние распри тайпов чермой и садой).

Исторической житницей горной Чечено-Ингушетии и Дагестана являлись предгорья и равнины рек Сунжи и Терека — этот главный район миграции вейнахов.

В хозяйственной деятельности вейнахов задолго до XIX века на пахотные и покосные земли, на скот, местами и на пастбища (исключая краткосезонные и выгоны) господствовала частная собственность или собственность малой семьи. Этот вопрос тщательно исследовал Н. С. Иваненков в начале XX века. У вейнахов большая семья давно не является основной ячейкой. Примечательно, что, по свидетельству профессора Р. Л. Хорадзе, у соседних с вейнахами хевсуров так же не наблюдается следов господства большой семьи по крайней мере в ближайшие столетия.

В XVI—XVIII веках, кроме массивных каменных сооружений, в горах с капитальными перегородками для отдельных малых семей, в Предгорье, Ичкерии, долине реки Аксай (по-нахски Ясси) и некоторых других местах вейнахи возводили каркасные, срубные, турлучные и саманные постройки. К сожалению, эти постройки почти не сохранились.

В XIX — начале XX века стали строить дома с каминами, а иногда и со срединными столбами, с двухскатной, а не плоской кровлей, с большими окнами. Кунацкая располагается под одной крышей с домом, а помещение, называемое «ото», ранее служившее кунацкой и строившееся во дворе, стали использовать как летнюю кухню, а зимой — кладовую.

Внутреннее убранство в вейнахских домах близко черкесскому — стены увешаны коврами, ковром же покрыта деревянная тахта, над ней на стене оружие, пороховница.

Одежда вейнахов, за исключением некоторых национальных особенностей, была, как и у всех кавказцев, из грубого холта и сукна собственной выделки. Обычная ее окраска — синяя, коричневая или черная. Подол и рукава отделывали шелковой или бумажной тесьмой. Мужчины носили папахи, женщины — платки, шали, волосяные мешки (чухта). Знатные женщины Ингушетии надевали оригинальные головные уборы, загнутые вперед (курхарс — подобие фригийского колпака). Обувью служили сапоги, чувяки и ноговицы. Обилие колец, серег, украшений из монет и специальных многолопастных подвесок — обязательная часть наряда горянки. Мужчины, кроме кинжалов, к поясу подвешивали железные кресала.

Находки изделий из шелка, парчи, тонких ювелирных украшений свидетельствуют о торговых связях со странами Закавказья, Россией.

В Чечню проникали образцы гончарного дагестанского производства. Встречаются, например, фрагменты балкарской керамики, найденные в средневековом поселении у селения Гельдыген. Привозили из Дагестана холодное оружие выделки мастеров селений Кубачи, Амузга, Харбук.

Пища вейнахов тоже имела много общего с пищей соседних народов (мясо и молочные продукты). Вейнахи употребляли в большом количестве пчелиный мед, грушевую муку и, как средство предохранения от различных болезней, черемшу.

С жилищем или домашним очагом у вейнахов связаны различные обычаи. Право хозяина на свой дом считалось священным. За кражу, оскорбления или насилия, совершенные в собственном доме, нарушитель должен был нести значительно большую ответственность, чем за подобные проступки на улице. Одновременно дом или очаг каждого вейнаха, по древнему кавказскому обычаю, должен был быть открытым для каждого пришедшего или ищущего приюта. Даже явному врагу, вошедшему без обнаженного оружия в руках, вейнах не имел права мстить. Мирный пришелец любой национальности, расы и вероисповедания, если он даже незнаком, принимался с почетом, как дорогой гость.

Этот обычай способствовал внутренним связям, дружеским отношениям с соседними народами — аварцами, андийцами, грузинами, даргинцами, кабардинцами, кумыками, казаками, осетинами, ногайцами. Вейнахов посещали персидские, еврейские и татарские купцы, нередко становясь их друзьями (кунаками).

Обычаи куначества и взаимопомощи (белхи) имели значение не только в быту, но и влияли на политические взаимоотношения. Вейнахские старейшины, бяччи устанавливали куначеские, а зачастую и родственные отношения с владельцами соседних народов. По преданиям, Тинаев Вюса имел куначеские отношения с калмыцким ханом, Дада Центоройский — с кабардинскими, калмыцкими, ногайскими и тарковскими владельцами, Джаммирза Мадаев — с грузинскими князьями и осетинскими алдарами, а Бейбулат Таймиев — с Шамхалом Тарковским, кабардинскими, черкесскими князьями.

Древнейшей верховной организацией вейнахов, доступной исследованию, является мехк-кхел (совет старейшин страны). Совет регулировал цены, единицы измерения при торговле, определял меры наказания за преступления и решал внутренние и внешние дела. Мехк-кхел не всегда был одинаковым по степени власти, социальному составу и формам руководства.

Кроме мехк-кхела, были и местные кхелы. Роль некоторых из них иногда усиливалась в ущерб мехк-кхела.

«Для решения всяких спорных дел и выработки общих условий по спорным делам собирались в то время наши (рассказ ведется от лица старика-вейнаха. — Ред.) почетные старики— представители ингушей, карабулаков, чеченцев, мал- хистинцев и даже отдаленные тушины и хевсуры на граничной горе (Муйта кер). Со стороны Аккинского общества на склоне этой горы есть большой плоский камень, который служил как бы трибуной для председателя таких совещаний, а называли председателя «муйты». Предметом занятий совещания бывало установление цены за выкуп пленных, платы за сохранение во время переходов по районам чужих племен, цены на скот и т. п. О времени сбора члены оповещались заблаговременно. Муйты, как самому умному, опытному в делах и влиятельному человеку, предоставлялось право согласиться или отвергнуть постановление совета. Согласие он выражал взятием себя за нос и уши, а отрицание вставанием на ноги на камне. В последнем случае представители обязывались пересмотреть вопрос снова и решить его иначе или непосредственно, или же по указанию своего председателя — муйты. Утвержденные постановления совета были обязательными для членов всех племен и исполнялись беспрекословно».

Значение мехк-кхела то усиливалось до авторитета исполнительной власти, то ниспадало до рекомендательной организации. Имеются сведения, что мехк-кхел собирал для общественных нужд денежные средства.

Наиболее видными председателями мехк-кхела, по преданиям, были Мулк Эрсинойский, Вюса Тинаев, Бейбулат Таймиев, мулла Махамад-Хаджи Центоройский и др.

В XVI—XIX веках для избираемого в совет старейшины большое значение имело знание адата и шариата, богатство, авторитет в обществе, природный ум, честность, а также зрелый возраст.

Географ XVIII века грузинский царевич Вахушти Багратиони сообщает о большой власти, которой располагали в его время вейнахские старейшины, разрешавшие любые спорные вопросы, вплоть до убийства, мирным путем1.

Кроме разбора спорных дел по адату и шариату, для охраны порядка и предупреждения преступлений вейнахские старейшины использовали некоторые старинные обычаи.

Если житель какого-нибудь селения взял оптом у купца в долг товар для перепродажи и обанкротился, или если кто-нибудь не мог возвратить ростовщику взятый под проценты долг, все его хозяйство до последней чашки, кроме жилых построек и старой одежды, по решению старейшины выносилось под барабанный бой на торг и распродавалось. То, что не было куплено местными жителями, истец был вправе продать в другом месте. Это называлось «барабаниванием» должника.

За злостное убийство, прелюбодеяние, клятвопреступление, за рубку грушевого дерева, насилие в отношении женщины или гостя и за другие антиобщественные проступки по решению старейшины объявлялось проклятие. В Ингушетии исполнение этого обычая заключалось в публичном оглашении проклятия, объявленного старейшинами. В большинстве же районов Чечни и Ингушетии при исполнении этого обычая почти все взрослое население било палками по звонким медным тазам, кастрюлям, подносам и стреляло из огнестрельного оружия, громко выкрикивая проклятия преступнику.

Проклятия объявлялись как известному, так и анонимному преступнику.

В некоторых случаях для лучшего воздействия на массы возле дорог устраивали своеобразные памятники преступнику — большие кучи (карлаги) из камней, комков земли или щепок. Каждый прохожий должен был, проклиная совершившего преступление, бросить в эту кучу что-нибудь из перечисленных предметов.

Примечания:
1 Мирное разрешение старейшинами дела об убийстве или кровной мести означает замену ответного убийства большим штрафом в пользу потерпевших. В XIX веке штраф за убийство человека в большинстве районов Чечено-Ингушетии равнялся стоимости 63 коров.

Источник:
Очерки истории Чечено-Ингушской АССР. Т.I. Грозный, 1967. Стр. 274 – 284.