Устное народное творчество вейнахов. Зарождение литературы.

Устное народное творчество — богатый вейнахский фольклор— является ценным источником для изучения истории чечено-ингушского народа, не имевшего до Великой Октябрьской социалистической революции своей письменности.

А. М. Горький не раз говорил: «Подлинную историю трудового народа нельзя знать, не зная устного народного творчества».

Народ относится к устному творчеству как к летописи своей жизни. Из поколения в поколение, из уст в уста передаются предания и песни, сказки и легенды, пословицы и поговорки, отражающие огромную любовь человека к жизни, его отношение к окружающей действительности.

Устное народное творчество чеченцев и ингушей богато жанрами. Народ слагает песни, сказки, предания, сказания, пословицы, поговорки, героико-исторические песни.

Исследования показывают, что в эпоху раннего средневековья (V—XII века) у вейнахов, как и у других соседних народов Северного Кавказа, широкое распространение имели различные жанры: обрядовые песни, песни-заклинания и нартские сказания.

В наиболее древних пластах народного творчества фигурируют в основном мифические персонажи: ведьмы (гхам), духи (джины, ешап). Особенно часто выступает змей-дракон (сярмак). В сказках — циклопы, карлики, великаны, причем основной персонаж — «одноглазый великан», «черный, одноглазый Хожа». Имеет место превращение человека в различных птиц, зверей, животных, так называемое оборотничество.

Центральное место в устном народном творчестве вейнахов занимает нарт-эрстхойский эпос — оригинальный и самобытный вариант общекавказской Нартиады, по поводу которого известный знаток кавказской словесности XIX века П. К. Услар справедливо заметил, что он приобретает всемирное значение подобно финской Калевале или индийским поэмам.

Вейнахские (нарт-эрстхойские) сказания в целом отра жают кавказскую общность, выраженную в одинаковых сюжетах и в использовании одних и тех же имен героев. Так, у вейнахов главный герой эпоса — Соска Солса, кабардинцев — Сосруко, осетин — Сослал, абхазцев — Сосрыква. Точно так же вейнахские нарт-эрстхойцы Ачмаз, Хамч, Патыраз и другие являются двойниками осетинских и адыгских нартов.

Нарт-эрстхойский эпос у чеченцев и ингушей в основном» представлен прозаическими жанрами.

Существует такое мнение, что зарождение нартского эпоса относится к эпохе кобанской культуры в Центральном Предкавказье, датируемой I тысячелетием до новой эры.

Однако надо учесть, что процесс формирования эпоса в целом и особенно его различных «национальных» версий продол жался исторически весьма длительный период (по крайней мере, до XIV века новой эры). В нартском эпосе поэтому отразились события многих веков в том конкретном оформлении и ос-мыслении, которые в силу объективных причин стали характерными для различных этнических групп Кавказа.

Только под таким углом зрения возможна сравнительно-историческая трактовка вейнахского нарт-эрстхойского эпоса, имеющего свои особые специфические черты, отличающие его от других версий Нартиады.

Возможно, что в устном народном творчестве нашла отражение борьба местных богатырей против пришлых иноязычных племен скифо-сармато-алан. Подтверждает это особенность, которая отличает вейнахский вариант Нартиады от всех других: нарты в вейнахском эпосе — в основном враждебная сила. Они обладают богатырской мощью, но коварны, глупы и жестоки. Часто имеют свойства волшебников — оживают после смерти. Каю. правило, местные богатыри (Колой-Кант, Села-Пирки, Охкар-Кант и другие) в схватках побеждают чужеземных захватчиков-нартов. Они смелы и умны, ловки и находчивы (сказания об Охкар-Канте, Чендырге и др.).

Иногда местные богатыри действуют заодно с нартами, демонстрируя мирные отношения и совместные предприятия, отвечающие интересам и тех, и других. Однако в конечном итоге вейнахские сказания завершаются гибелью нартов.

В адыгском и осетинском эпосах нарты, наоборот, изображены как безусловно положительные герои.

В устном народном творчестве чеченцев и ингушей значительное место занимает мифология со множеством драматических ситуаций и коллизий. Вейнахский фольклор, по словам профессора Л. П. Семенова, при наличии глубоко самобытных черт нередко перекликается с мировыми мотивами.

Так, известное сказание о черном, одноглазом Хоже имеет заметное сходство с мифом о Полифеме, а замечательная ингуш екая легенда о богоборце Курюко созвучна мифу о Прометее. Однако примеры подобного сходства отнюдь не объясняются заимствованием содержания или влиянием на них греческой куль-туры. Наука знает созвучные сюжеты, созданные разными народами на одну и ту же тему в сходных исторических условиях.

В более позднем периоде встречаются сказания и предания, связанные с нашествием восточных орд. Таково сказание о хромом Тимуре, который рыл огромные рвы в поисках своего сына, якобы полоненного неизвестными племенами. Это сказание широко бытует в различных вариантах у народов Северного Кавказа и, как видно, в художественной форме отражает исто-рический факт — поход Тимура на Кавказ в конце XIV века.

Позже устное творчество вейнахов приобретает все большую реалистическую окраску. Волшебные элементы тесно переплетаются с реалистическими, все больше уступая место последним. Развиваются юмор и сатира. На первый план выступает идея борьбы со злом. Народные сказки отражают ум, хитрость, зло, добро, глупость. Они раскрывают социальные отношения между людьми. На первый план выдвигается человек, ищущий справедливость на земле. В бытовые сказки постепенно включаются мотивы защиты обездоленных, сирот. Так, например, герой- одиночка на коне одолевает своих врагов — злых великанов, символизирующих силы природы. Древние сказки, которые были тесно связаны с природой, приобретают новые черты, по-казывающие общественные отношения людей.

В них нашли отражение первые шаги в овладении людьми многими жизненными навыками (искусство обработки камня, строительство башен, склепов, святилищ, основы врачевания и т. д.).

Бытовые сказки, в которых бичуются служители религии, нередко приобретают антирелигиозный характер. В образах хитрой лисы, глупого волка, упрямого осла изображаются мулла, торгаш, богач. Например, в сказке «Как волк поехал в Мекку» высмеивается мулла в образе волка, этого хотя и сильного, но глупого зверя.

Если в фольклоре более раннего периода социальная окраска была выражена слабо, то в последующую историческую эпоху в народных произведениях все чаще слышатся социальные мотивы. Широкое распространение получил философский жанр пословиц, бичующих жадность и алчность богачей и мулл, например: «Кадушка без дна не наполнилась водою, а торговец не насытился своим богатством», «За взятку мулла разрешил и собаку похоронить на кладбище» и т. п.

В связи с экономическим прогрессом и ростом самосознания народа в устном творчестве все чаще звучат мотивы социально- классовые.

Значительное место в чечено-ингушском фольклоре занимают героико-исторические песни. Они характеризуют высший этап развития художественно-эстетической мысли народа. Можно предполагать, что они возникали в XVII—XVIII веках в период борьбы вейнахов за земли на плоскости. Лейтмотив героико-исторических песен — общественный конфликт, выражающийся в протесте против социально-общественных порядков. Ведущая тема — подвиг героя в борьбе против иноземных захватчиков.

В ранних песнях сила героев гиперболизирована. Они сражаются и без труда побеждают медведей, барсов. Кони у героев волшебные.

В этих песнях имеет место борьба семьи против рода. Позже песни приобретают социальную окраску. Постепенно отпадают волшебные элементы, они становятся реалистичнее. Мотивы обездоленности, беззащитности характерны для песен, в которых воспеваются вдовьи сыновья. В них часто выступает герой — обездоленный человек, ищущий на земле справедливость.

В средние века кабардинские, грузинские князья и дагестанские феодалы владели землями в ряде областей Чечни и Ингушетии. Поэтому темой многих героических песен является борьба вейнахского народа против насилий и притеснений со стороны этих угнетателей. В песнях о Мадиеве Жамирзе, Адиеве Сурхо, Алдынском Шейх-Мансуре, Мюстирг Багадуровиче, Жумиеве Актоле, Зейтове Шахмирзе и других отражены набеги, которые нередко заканчивались поражением вторгнувшегося врага.

В песнях из времен борьбы вольных горцев с феодалами нередки мотивы о битвах за землю:

Выросли мы на камне,
Где ветер в сердце стучится,
Где снег нависает смертью
Над бедною головой.
Но поля там ты не встретишь,
Не будешь овец пасти ты,
Мы дрались с врагами жестоко,
Нас не одолели князья.
(Перевод Н. Тихонова)

О конфликтах, возникающих с князьями соседних народов из-за насильственного умыкания вейнахских женщин, по поводу увода скота и захвата земель говорится в песнях: «Гехиев Гихо и Акбиев Лорса», «Шатоевский Астемир», «Анзор и сестра семи братьев» и др. В дальнейшем песни постепенно приобретают еще большую классовую значимость: феодал требует непосильный ясак (подать) у населения, либо является богатым женихом, соперником вейнахского героя, который в таких случаях сам нападает на князя, отбивая невесту, скот, землю («Умаров Али», «Адиев Сурхо», «Старый Ада», «Князь Мусост и Адиев Сурхо, жившие по Тереку»).

В «Песне о князе Мусосте и Адиеве Сурхо» мы видим, как народ в лице старейших пришел просить благословение матери-вдовы на выдвижение народом ее сына Сурхо военным предводителем (бяччи). Воспевается мать, сумевшая воспитать без отца храброго сына. Такие вдовы пользовались среди горцев уважением наравне с мужчиной. Старейшие падают перед ней на колени. Мужественная мать напутствует сына: «Я отдала тебя старейшим, когда они попросили тебя. Если они попросят твою душу, ты вынь ее из своего тела и отдай им». Сын, воспитанный своей матерью в духе преданности народу, дает обещание: «Если вы попросите мою душу, я выну из тела и отдам ее».

Под предводительством молодого Адиева Сурхо простой народ борется против соседнего князя Мусоста, незаконно требующего от народа двойной подати.

Адиев Сурхо смело протестует против бесчинств и своеволия князя.

Но не следует идеализировать героев вейнахских песен. Бяччи, обогащаясь, иногда становились феодалами и, возвысившись над народом, угнетали его. В своем творчестве народ упрекал тех, кто, завоевав уважение и власть, обращал их против народа. Важно подчеркнуть, что в вейнахских героико-исторических песнях о непримиримой борьбе с соседними феодалами можно найти примеры помощи и участия русских, грузинских и других молодцев, выступавших вместе с героем за народ против поработителей.

Многие героико-исторические песни вейнахов обусловлены временем, местом, фактами конкретных событий. Сюжеты их в отличие от русских былин часто бывают многоплановыми. Герои песен обычно рождаются, когда «ощенивается волчица», выступают они с «драгоценным золоченым оружием», «ветром- конем».

Концовки героических песен часто раскрывают их основную идею, например, песня «Эли, сын Умаров, из Акки» заканчивается строками: «Да будет тому удача, кто бесстрашен в бою. Пусть на бегу задохнется спасающий жизнь свою».

В начале XIX века усилился натиск царских войск на Кавказ. Этот период насыщен большими историческими событиями. У вейнахов начало пробуждаться национальное самосознание. Они восставали против захватнической политики царизма, против местной знати. Царские колонизаторы громили и сжигали дотла села, угоняли скот, малейшие попытки неповиновения жестоко карались.

И не случайно в устном народном творчестве вейнахов ярко отражен период завоевания Кавказа. Отпор насильникам- колонизаторам — характерная тема этого периода. Большой популярностью в это время пользовались песни о Бей-Булате Теймиеве, с которым встречался великий русский поэт А. С. Пушкин в Арзруме в 1829 году. Пушкин так выразил свое отношение к нему: «Славный Бей-Булат, гроза Кавказа… был уже мне порукой в безопасном переезде через горы и Кабарду».

Сожжение колонизаторами аула Дади-Юрт отражено в пеоне «Разгром Дади-Юрта», позже встречается этот же мотив в разных вариантах песни «Алибек-Хаджи Зандакский», относящихся к концу XIX — началу XX века.

Во второй половине XIX века народы Чечено-Ингушетии остро осознавали социальную несправедливость. Нередки случаи, когда обездоленные и бедняки в одиночку выступали против отдельных представителей местных и царских властей, за что их жестоко наказывали и ссылали в Сибирь. Отзвуки народного протеста слышны в «Песне каторжника», «Песне о бесчестном мулле и прекрасной Зайнап» и др.

В конце XIX века появляются абреческие песни. Их герои — абреки — заступники народа. Они грабят, убивают офицеров, чиновников и местных богачей, как бы выражая тем самым протест против несправедливости и беззаконий. Но борьба абреков была стихийной, выступали они в одиночку или небольшими группами. Награбленное часто раздавали бедным, защищали их, как могли. Большую известность приобрели песни о бесстрашном чеченском абреке Зелимхане: «Песня о Зелимхане», «Нападение Зелимхана на Кизляр», «Горы высокие» и др.

К более позднему периоду относятся песни, .в которых народ начинает осознавать, что не в одиночку нужно бороться с врагами, а сообща. Такова песня «К птице».

А я в плену тюремного засова,
Закован я в булатные оковы
За то, что полюбил свободу я,
Врагами воля связана моя.
Оповести ж, порхающая птица,
Что царская меня сковала власть.
Оповести ж, порхающая птица,
Что этой власти в будущем упасть!
Оповести ж, порхающая птица, —
Всем в общий путь пора направить шаг,
Оповести, порхающая птица, —
Народ поднять свободный должен стяг.
(Перевод К. Липскерова)

Устное народное творчество вейнахов явилось известной ступенью и одним из главных источников на пути к созданию письменной литературы чеченцев и ингушей уже в советское время.

Терские и сунженские казаки использовали в своем устном творчестве многие исконные жанры русского фольклора (былины, исторические песни, обрядовую поэзию) и создавали свои произведения, посвященные местным событиям, главным образом кавказской войне.

Несмотря на то, что царизм втягивал казаков в борьбу против горцев, традиционная дружба между вейнахами и казаками не ослабевала, что также нашло отражение в вейнахском фольклоре («Ахмад Автуринский», «Эли, сын Умаров, из Акки» и др.).

Кавказ издавна интересовал не только русских ученых, но и писателей, поэтов. Часто он являлся живительным источником для творчества русских классиков.

Еще в 30-х годах XIX века писателей интересует не столько экзотичность и романтика жизни горцев, сколько проявления их свободолюбия. На Кавказе в свое время побывали А. Бестужев-Марлинский, А. Одоевский, А. Полежаев, А. Грибоедов, классики русской литературы — А. Пушкин, М. Лермонтов, Л. Толстой.

В 60—70-х годах прошлого столетия прогрессивная часть русской интеллигенции начала проявлять живой интерес к устному народному творчеству горцев. Те, кому довелось побывать на Кавказе, записывают песни, сказания, легенды (см. «Кавказ» (1843), «Терские ведомости» (1868), «Сборник сведений о кавказских горцах» (1869), «Известия Российского географического общества» (1872), «Сборники материалов для описания местностей и племен Кавказа» (1896) и т. д.).

Авторами записей и публикаций устной поэзии были историки, этнографы, лингвисты и литературоведы: Н. Ф. Грабовский, А. П. Берже, Г. А. Вертепов, Н. С. Семенов, А. П. Ипполитов, П. И. Головинский. Позже в русской печати стали выступать представители местной интеллигенции: И. Цискаров, У. Лаудаев, Ч. Ахриев, И. Мутушев, Т. Эльдарханов и др. Впервые в 1848 году бацбиец И. Цискаров опубликовал в газете «Кавказ» в переводе на русский язык тушинско-чеченские песни.

С целью популяризации чечено-ингушского устного народного творчества Т. Эльдарханов публиковал переводы его на русский язык, давая в отдельных случаях параллельные тексты на родном языке на основе русского алфавита. Выступление первых демократически настроенных представителей национальной интеллигенции имело большое значение в смысле общей направленности просвещения чечено-ингушского народа.

Ученые лингвисты А. Шифнер, П. Услар, И. Бартоломей записывали пословицы, рассказы, сказки. Они приведены в работе П. К. Услара «Чеченский язык» со слов Тугана Алхазова из Али-Юрта, Надтеречного района Чечни.

Большое количество фольклорных записей в переводе на русский язык сделано первым ингушским этнографом Чахом Ахриевым в 1870—1875 годах. Им собран большой материал о возникновении Назрановского, Галгаевского и других ингушских обществ.

Чах Ахриев записал много сказаний о нартах. В большинстве они посвящены главному нартскому герою вейнахов Соске Солее. Ценны записи Ч. Ахриева об отдельных лицах, живших некогда в Ингушетии.

Интересны записанные им предания ингушей о солнце, земле, морях, горах, звездах, человеке. В них, по мнению Ч. Ахриева, сказались языческие и полухристианские поверья ингушей. Эти записи 70-х годов XIX века представляют интерес и для современной этнографии.

В 1872 году офицер царской армии чеченец Умалат Лаудаев собрал ряд преданий и сказаний о Чечне. Они представляют значительную ценность, хотя трактовка некоторых преданий ошибочна и отражает официальные взгляды его времени.

Высоко ценил горский фольклор Л. Н. Толстой. Он говорил, что «предания и поэзия горцев — сокровища поэтические необычайные». В 1852 году Толстой записал со слов своих приятелей (кунаков) Балты Исаева и Садо Мисирбиева две чеченские песни. Это первая известная нам запись чеченского текста с подстрочным переводом. Профессор Н. Ф. Яковлев уже в советские годы литературно обработал ее.

В 1875 году Толстой прочел подстрочный перевод чеченских песен «Высохнет земля на могиле моей» и «Песнь о гехинском Хамзате (Гамзате)» в «Сборнике сведений о кавказских горцах». Он послал эти песни А. Фету и впоследствии использовал в повести «Хаджи-Мурат».

Советские исследователи творчества великого писателя справедливо отмечают, что Л. Н. Толстой «внес в текст песни (он объединил первые две. — Ред.) очень незначительные изменения, но исключил все строки, говорящие о кровной мести, и получился гимн в честь жизни, прославление смелого и гордого человека, бесстрашно бросающего вызов самой смерти: «Холодна ты, смерть, но я был твоим господином…» Однако в повесть («Хаджи-Мурат».— Ред.) содержание песни вошло без существенных изменений и без сокращений, потому что в произведении Толстого оно служило не прославлению кровничества, а прояснению отношений между Ханефи и Хаджи-Муратом, бывшими кровниками, а теперь сводными братьями».

В повести «Казаки» Толстой использовал фольклор гребенских казаков и горцев, этнографический и лингвистический материал. Прототипом для образа Брошки послужил старый казак Епифан Сехин — знаток горского и казачьего фольклора.

До Октябрьской революции вейнахам не удалось создать свою письменность и письменную литературу. Ряд попыток не увенчался успехом. В 1862 году на основе русской графики П. Усларом был создан алфавит и оригинальный труд «Чеченский язык», написаны чеченские буквари Кеди Досовым и Т. Эльдархановым. Создать стихотворения на арабском и чеченском языках пытались арабисты Ю. Веденский, Ш. Сугаипов, А.Тучаев и др. Однако эти единичные попытки не привели к успеху в силу социально-исторических условий.

Представители мусульманской религии и арабисты в 1908—1921 годах выпускали в Темир-Хан-Шуре (Буйнакск) отдельные произведения на чеченском языке, пользуясь арабским алфавитом. Но эти издания носили в основном религиозный характер и широкого распространения не получили.

Устное народное творчество вейнахов, как и русская литература, сыграло большую роль в становлении письменной литературы чеченцев и ингушей.

Источник:
Очерки истории Чечено-Ингушской АССР. Т.I. Грозный, 1967. Стр. 260 – 268.