Крупнов Е.И. Средневековая Ингушетия. Заключение.

В монографии мы проследили, насколько это было возможно, более чем полутысячелетнюю историю той меньшей части этнического массива, который ныне называется вайнахским, а именно — историю ингушей. Исследуемый период охватывает отрезок времени примерно с XII до XVIII в.

Ингуши не имели своей письменности, их история довольно слабо была отражена и в письменных документах соседей, в первую очередь грузин. Сравнительно слабо их территория была изучена и археологически. Поэтому для научного исторического освещения истории, быта и культуры ингушей были использованы данные и выводы и других наук, таких, как этнография, языкознание, антропология, фольклористика и др.

Составляя вместе с чеченцами и бацби, по языковым данным, «нахскую», а согласно другим исследователям, «нахо-дагестанскую» или восточную ветвь особой кавказской языковой семьи, резко отличной от всех языков мира, ингуши сохранили все лингвистические особенности, присущие этому древнему этническому массиву. По археологическим, этнографическим, антропологическим данным, ингуши также могут рассматриваться как представители древнейшего коренного населения Кавказа, ощутимые сведения о котором уходят в глубь веков вплоть до новокаменного века.

Было прослежено, что самые древние письменные источники начиная с римского времени помещают далеких предков современных ингушей под именем «гаргареев», а позднее «кустов» примерно в тех же районах северного склона Главного Кавказского хребта, где они частично проживают и поныне, занимая довольно узкую полосу горной зоны к востоку от верховьев Терека. Эта зона не являлась благодатной землей, и можно думать, что ингушские племена никогда не считали ее «обетованной землей».

Отроги скалистых и так называемых пестрых гор почти лишены растительности. Только живописные ущелья «Черных гор», покрытых густыми лесами, удобны для поселений. Но суровые климатические условия здешних мест и гористый рельеф местности всегда служили препятствием для оживленных и систематических сношений горцев с окружающим миром. Плодородные равнинные земли всегда были заняты меняющими места обитания кочевыми и полукочевыми племенами и народами средневекового мира: аланами, хазарами, половцами-кипчаками, татаро-монголами, ногайцами и, наконец, кабардинскими князьями. До XVI —XVII вв. ингуши были буквально заперты в своих горных ущельях. Только с XVIII в. они смогли проникнуть в район Малгобека и до среднего течения Терека. Отсюда и проистекали некоторая изолированность исторического развития ингушских племен от внешнего мира, патриархальщина и застойность их общественного устройства.

Стремясь объективно оценить всю сложность исторического процесса, протекавшего у ингушей в позднесредневековый период, нельзя не прийти к выводу, что всю многовековую и тяжелую историю ингушей следует рассматривать как на редкость упорную беспрерывную борьбу этого маленького народа за свое существование, за возможность выхода из гор на плодородные равнинные земли. Стремление к выходу на «плоскость» проходит красной нитью через все перипетии многотрудной жизни ингушей в горах.

Как и другие горцы Северного Кавказа, ингушские племена создали разнообразные памятники материальной культуры, сходные со средневековыми памятниками большинства районов Центрального Кавказа XV— XVII вв. (башенная и склеповая архитектура, довольно однородный могильный инвентарь и другие памятники, черты сходства которых обусловлены одинаковостью условий обитания и особенностями исторической эпохи). Вместе с тем нельзя не отметить в этих объектах отличительные черты, присущие только Чечено-Ингушетии. Это — оригинальные типы башенного, склепового и культового строительства, яркая специфичность особых височных украшений (восьмилопастные подвески), женских головных уборов («кур-харсы») и других элементов культуры, созданных только вайнахскими, и в первую очередь ингушскими, средневековыми племенами. Наряду с признанием определенного общевайнахского культурного единства в создании материальной культуры XV—XVII вв. нельзя не видеть и особого вклада ингушских племен.

Живя в горах в условиях невероятно острого малоземелья, ингуши с давних пор занимались скотоводством и террасным земледелием. Всю средневековую культуру ингушей пронизывают черты и особенности быта народа-скотовода. Их ремесло не выходило за рамки обычного домашнего производства. Даже довольно распространенное у ингушей гончарное дело являлось сезонным кустарным промыслом мастеров, окончательно не порвавших еще с сельским хозяйством. Довольно узкой специализации достигли только мастера — строители боевых башен и ювелирного дела. Но и эти «квалифицированные ремесленники» не были окончательно оторваны от своей родовой организации — тейпы.

Довольно низкий уровень развития производительных сил, отсутствие удобных путей сообщения, длительное окружение Ингушетии более сильными соседями затрудняли налаживание международных связей и широкого обмена. Тем не менее эпизодические связи и контакты с внешним миром, проявляющиеся в разных формах, доказываются наличием в ингушских надземных склепах образцов грузинского сукна и письма, иранских тканей XV—XVI вв., золотоордынских монет и пр. Но, конечно, эти скнзи не являлись значительным фактором в развитии хозяйства ингушских обществ.

На протяжении длительного периода, с XII по XVII в., можно проследить развитие ингушской родовой организации — тейпы, начиная от стадии родовой земельной общины до периода выделения большой семьи, фамилии или вяра, примерно с XV—XVI вв., когда образовались сельские территориальные общины; этот процесс завершился уже в XVIII—XIX вв. образованием малой семьи. Таким образом, большая семья явилась промежуточной ступенью между родовой и территориальной общинами.

В строгом соответствии с изменением формы семьи прослеживается и эволюция форм землевладения в ингушском обществе. Вначале абсолютна вся земля была родовой собственностью. Позднее, примерно с XV— XVI вв., с развитием террасного земледелия и приложением труда определенных больших семей при обработке пашен и сенокосов, обработанные участки стали переходить в подворно-наследственное владение этих больших семей или фамилий. И наконец, в XVIII—XIX вв. в связи с выделением малой семьи и появлением частной собственности субъектами владения участками пахотной земли и сенокоса стали уже отдельные малые семьи. Так на протяжении столетий в строгом соответствии с развитием ингушской родовой организации трансформировалась и форма землевладения.

Сложным вопросом является определение общественного строя у ингушей до XVIII в. В литературе существует два противоположных взгляда на этот вопрос. Одни авторы склонны видеть в ингушском обществе образец сугубо патриархального, дофеодального общества чуть ли не до XIX в. Другие, наоборот, находят у ингушей даже развитые формы феодальных отношений. Тщательно проанализировав все имеющиеся источники, автор пришел к выводу, что к XVIII в. ингушское общество проходило финальную стадию разложения родового строя; эта стадия сопровождалась уже довольно заметным процессом классообразования. В среде ингушских племенных групп к этому времени выделились экономически обособившиеся «лучшие», «благородные», «почетнейшие» и другие фамилии, что указывает на процесс феодализации, на зачатки становления в ингушском обществе класса феодалов. Но этот процесс не получил своего завершения.

Под влиянием колониальной политики уже капиталистической России исторический процесс направился в другое русло, следствием чего явились более резкая социальная дифференциация ингушей и деление ингушского общества на два противоположных класса — бедняков и богатеев. К счастью, этот тяжкий и мучительный для народов период капиталистического развития был непродолжительным. После Великой Октябрьской социалистической революции ингуши вместе с чеченцами стали развиваться уже как социалистическая нация в братской семье народов Советского Союза.

Последняя глава монографии посвящена характеристике очень своеобразной, самобытной и интересной духовной культуры ингушей. Оставляя за рамками очерка современную мусульманскую религию, принятую ингушами не ранее конца XVIII в., автор попытался раскрыть сущность в основном первобытноязыческой религии, исповедуемой ингушами вплоть до XVIII в. И хотя давно признано распространение в Ингушетии с XII по XV в. христианской религии из Грузии, архаическими элементами первобытноязыческих верований была пронизана вся духовная сфера жизни и быта ингушей до сравнительно позднего времени. Некоторые традиции и пережитки, различные верования и обряды, кое-где сохранившиеся в ингушской среде до недавнего времени, имеют своими истоками языческое прошлое, которое соответствовало пережитой ингушами стадии патриархальных отношений первобытнообщинного строя.

Новой страницей в изучении духовной культуры вайнахов, и в частности ингушей, является признание фольклористами-нартоведами бытования и у ингушей героического нартского эпоса. Сказаниями о нарт-орстхойцах доказывается не только яркое эпическое творчество ингушских племен, но и утверждается особая ветвь или вайнахская версия знаменитой общекавказской нартиады.

В заключение нельзя не отметить, что данный опыт монографического изучения истории одного конкретного общества, последовательно прошедшего основные этапы развития патриархального рода вплоть до его окончательного распада и зарождения в нем классов, оказался поучительным. Он лишний раз убеждает в правильности общей схемы развития родовой организации, разработанной в свое время Морганом и теоретически освещенной К. Марксом и Ф. Энгельсом.

Применяя комплексный метод использования всех видов исторических источников, автор пытался проследить поэтапное развитие далеких предков ингушей до XVIII в. Его интересовали особенности их этногенеза, их хозяйства, общественного строя, их оригинальной и самобытной материальной и духовной культуры до периода включения ингушей в орбиту русского капиталистического влияния.

Источник:
Крупнов Е.И. Средневековая Ингушетия. М., 1971, стр. 202-205.