Население Чечено-Ингушетии при первобытнообщинном строе. Начало раннежелезного века

Сравнительно медленный переход от бронзового века к железному на территории Чечено-Ингушетии и всего Северо-Восточного Кавказа объясняется спецификой природных ресурсов и прежде всего недостаточным количеством железной руды. Это задерживало процесс исторического развития всего края, хотя общий уровень хозяйственной жизни нарастал, взаимосвязи с окружающим миром усиливались, стадное животноводство увеличивалось, а также расширялись поиски и использование рудных месторождений, в частности сурьмы.

Вполне можно считать, что в конце бронзового века (середина и вторая половина II тысячелетия до новой эры) вся нагорная зона Чечено-Ингушетии, включая и высокогорные пункты (Белгатой, Дарго, Гатын-Кале и др.), была уже освоена местным населением. А переходный период от бронзы к железу (начало I тысячелетия до новой эры) завершил этот этап хозяйственного процесса.

Первоначально железо ценилось очень дорого и употреблялось только для украшения, а также инкрустации бронзовых топоров, поясных пряжек, амулетов. Постепенно оно начало приобретать более важное значение, особенно когда из него стали изготовлять оружие и орудия труда.

Яркую оценку исторического значения открытия железа дал Ф. Энгельс: «…все культурные народы переживают свою героическую эпоху — эпоху железного меча, а вместе с тем железного плуга и топора. Человеку стало служить железо, последний и важнейший из всех видов сырья, игравших революционную роль в истории… Железо сделало возможным полеводство на более крупных площадях, расчистку под пашню широких лесных пространств; оно дало ремесленнику орудия такой твердости и остроты, которым не мог противостоять ни один камень, ни один из других известных тогда металлов. Все это не сразу: первое железо бывало часто еще мягче бронзы»1.

Самыми древними местными изделиями из железа являются шилья, проколки, серпы и ножи из Алхастинского и двух Сержень-Юртовских поселений, а также наконечники втульчатых копий, проколки и ножи из Зандаковского могильника в Чечено-Ингушетии. Датируются эти памятники периодом IX—VII веков до новой эры.

В настоящее время уже известна серия разнообразных археологических объектов (курганов, могильников и поселений), которые являются важными источниками для историко-культурной характеристики местного населения в раннежелезном веке. Это — поселения Алхастинское, Айвазовское (у селения Алды), Луговое (у селения Мужичи), Нестеровское, Сержень-Юртовское I и II; могильники Харачоевский, Зандакский, Сер-жснь-Юртовский, Ца-Веденский, Исти-Су, Луговой (у селения Мужичи), Нестеровский, Пседахский, а также курганные группы близ селений Алды, Урус-Мартан (Ани-Ирзо и Бойси-Ирзо), Гойты, Старые Атаги и др.

Всесторонний анализ богатейшего и разнообразного материала, добытого при раскопках этих памятников, позволяет определить, что в восточных пограничных с Дагестаном районах, вплоть до бассейна реки Аргуна, в первой половине I тысячелетия до новой эры обитали племена — носители так называемой каякентско-харачоевской культуры, общей с Дагестаном.. Их этническое родство доказывается не только единством погребального обряда (они хоронили своих умерших в массивных каменных гробницах), но и общностью материальной культуры (характерная особенность харачоевской керамики заключалась в обмазывании ее поверхности глиной). Общность проявлялась также в однородности и некоторой бедности бронзового инвентаря (браслеты, пластинчатые височные привески), в малом числе оружия и в изобилии мелких сурьмяных украшений.

Наиболее выразительным представителем этой культуры является известный могильник у селения Харачой, открытый А. П. Кругловым в довоенные годы и впервые позволивший вместе с дагестанским могильником у станции Каякент выделить на Кавказе особую каякентско-харачоевскую археологическую культуру.

На всей же территории Чечено-Ингушетии к западу от реки Аргуна в это время обитали племена — носители так называемой кобанской культуры, распространенной в Северной Осетии и в более западных районах Северного Кавказа, вплоть до Кубани. Центром первоначального формирования этой культуры, по-видимому, была территория Северной Осетии где уже прослежены ее древние истоки.

Типичными для кобанской культуры являлись бронзовые предметы: оригинальные топоры, высокие поясные пластинчатые пряжки, разнообразные браслеты, спиральные наручники, налокотники, шейные гравни, булавки с различными навершиями, удила и псалии, множество самых разнообразных предметов туалета, бронзовая клепаная посуда и более совершенная, чем каякентско-харачоевская, керамика, нередко украшенная нарезным (геометрическим) и налепным орнаментом. Многие даже ранние типы топоров и поясных пряжек покрывались железной инкрустацией. Самыми характерными формами погребальных сооружений у древних кобанцев были прямоугольные каменные ящики, а также полукруглые и овальные могилы, обложенные булыжником.

Открытые и исследованные на территории Чечено-Ингушетии такие памятники, как например Сержень-Юртовские поселения, а также Исти-Су, Луговой, Нестеровский и другие грунтовые могильники, давшие целые комплексы (и даже отдельные клады) типичных кобанских бронз, говорят о бытовании и. здесь кобанской культуры. Этот вывод является одним из самых значительных за последние годы на Кавказе.

Вместе с тем было установлено, что некоторые формы материальной культуры и даже погребальный обряд здесь имеют свои отличия от основных форм кобанской культуры, что позволяет сделать вывод об этнографическом разнообразии древних групп населения края.

По разнице в типах могильных сооружений, формах и типах керамики и металлического инвентаря в настоящее время удалось наметить три локальных варианта кобанской культуры: центральный (северо-осетинский), западный (кабардино-пятигорско-черкесский) и восточный (вейнахский), или чечено-ингушский. Материальная культура всех трех вариантов несомненно отражала чисто этнографические черты различных племен этой этнокультурной общности.

Итак, значительная (западная) часть территории Чечено-Ингушетии в начале I тысячелетия до новой эры была заселена племенами — носителями в своей основе той же материальной культуры, что и древние племена Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, Пятигорья и даже Карачаево-Черкессии, имеющими, впрочем, и свои отличия. Это были местные оседлые племена.

Исключительное обилие костей не только диких, но и домашних животных, регистрируемое при раскопках древних поселений (особенно Сержень-Юртовских), прямо доказывает, что животноводство было ведущим или во всяком случае одним из основных видов хозяйства местного населения.

Наибольшее количество костей принадлежало овцам, затем крупному рогатому скоту, свиньям, наконец, лошадям. Значительный процент мелкого рогатого скота (до 40 процентов в Сержень-Юрте и свыше 50 процентов в других памятниках) указывает на овцеводческий характер хозяйства этого района в то время.

Уже в ранний период железного века на Кавказе, в том числе и на территории Чечено-Ингушетии, стало практиковаться отгонное скотоводство так называемого яйлажного типа. Сущность его заключается в сезонном использовании для овцеводства летом великолепных высокогорных пастбищ (альпийских лугов), а зимой степных пространств прилегающих районов Северо-Западного Прикаспия, то есть тот тип овцеводства, который пережил три тысячелетия и сохранился до наших дней.

Массовые находки конских костей, бронзовых и костяных псалий и металлических удил, свидетельствуют о коневодстве; причем, судя по крупным размерам удил (до 18—20 сантиметров), в это время на Северном Кавказе разводилась крупная большеротая порода лошади. Она, очевидно, и явилась глубокой местной подосновой знаменитой позднее метизированной, так называемой кабардинской породы, отличающейся большеголовостью, мощной грудью и исключительной выносливостью.

По остаткам зерна из раскопок Сержень-Юртовских и других поселений известно, что тогда уже сеяли голозерный ячмень, мягкую пшеницу, просо и коноплю. Наличие семян сорняков, по заявлению специалистов, указывает на пашенный характер земледелия. Это косвенно подтверждается и находками довольно совершенной формы железных серпов на Сержень-Юртовском поселении I. Появление серпов такой (почти современной) формы обычно вызывается необходимостью сбора урожая с относительно больших площадей, чем они были при использовании каменной или костяной мотыги.

На смену мотыжному земледелию окончательно приходит обработка примитивным плугом или кавказской горной сохой, изобретенной еще в бронзовом веке. Что продукция земледельческого труда значительно выросла, доказывается и исключительно большим количеством зернотерок, иногда довольно крупных, обнаруживаемых на всех поселениях раннежелезного века, и остатками перегнившего зерна во многих ямах-хранилищах на Сержень-Юртовском поселении I. Стены и дно некоторых больших ям-хранилищ были специально обмазаны глиной.

Старый, традиционный вид хозяйства — охота, разумеется, не играл уже той роли, как в более ранние эпохи. Но немалое количество костей диких животных (до 20 процентов), зафиксированных при раскопках Сержень-Юртовских, Алхастинского и других поселений, указывает на то, что охота здесь еще процветала.

Новой и ведущей отраслью производственной деятельности людей этого периода являлась металлургия не только цветных металлов, но и железа. Несмотря на высокий уровень металлопроизводства и даже некоторую специализацию мастерства, здесь еще не было настоящих ремесел; домашние производства в основном обслуживали довольно ограниченные потребности определенных родовых групп и их ближайшее окружение.

Новыми и оригинальными предметами были разнообразные глиняные штампы, а также фигурки животных и человека, изготавливаемые в большом количестве, иногда сделанные очень реалистически, иногда схематично. Фигурки безусловно служили культовым целям, также как и бронзовые фигурки в более западных районах Северного Кавказа.

Особый интерес представляют глиняные штампы в виде современных канцелярских печатей и катушек. Их рабочие части покрывались врезанными и выпуклыми узорами — спиралями, концентрическими кругами и т. п. Штампы служили своеобразными инструментами для ритуальных хлебцов у современных горцев Центрального Кавказа (чеченцев, хевсур, пшавов и др.) и для татуировки у некоторых кавказских народов (дагестанцев).

Хорошо было развито косторезное дело. Раскопки Сержень-Юртовских и других поселений Чечено-Ингушетии дали богатую серию разнообразных поделок из рогов и костей диких и домашних животных (оленей, кабанов, быков, коз и др.), свидетельствующих о том, что все потребности горцев того времени в рукоятках ножей, шильях, навершиях, псалиях, пуговицах и деталях конской упряжи полностью удовлетворялись собственными изделиями.

По тем же раскопочным материалам можно представить себе степень развития кожевенного производства и ткачества. Разного рода ремни для упряжи и конская сбруя, а также обувь, мешки и бурдюки делались прежде всего из сыромятной кожи. Понятно, что в скотоводческо-земледельческом хозяйстве того времени было развито ткачество и производство нужных изделий из шерсти (платья, пояса, хурджины и пр.). Широкое распространение шерстяных тканей подтверждается обилием глиняных пряслиц для сучения ниток, встречающихся в могильниках и на поселениях. Но все эти довольно развитые формы производственной деятельности и мужской, и женской половины древнего общества, однако, не выходили за рамки домашнего ремесла.

Часто предметы кобанской культуры встречаются в районах Моздокской степи и даже Северо-Западного Прикаспия, а вещи степных культур — в горных районах Центрального Кавказа, что указывает на постоянную связь горцев со степняками. Особенно заметна она стала после известных исторических походов скифов и, очевидно, савроматов2 в Переднюю Азию через Кавказ- в частности через Дербентские ворота. Путь их частично шел и через территорию современной Чечено-Ингушетии (VII век до новой эры).

Показательны в этом отношении курганы у селения Гойты. В них были погребены степняки-скифы или савроматы — с вещами, из которых особенно выделяются великолепные костяные гребни, выполненные в скифо-савроматском «зверином» стиле. Тесные контакты кавказских племен со степняками привели даже к некоторому переоформлению местной культуры того времени, придав ей смешанный, как бы «скифоидный» характер.

Не исключено, что в знаменитые скифские дальние походы могли быть вовлечены и некоторые местные кавказские племена. Во всяком случае походы способствовали расширению культурно-экономических взаимосвязей горцев с Закавказьем и даже с населением отдельных стран Ближнего Востока. Об этом можно судить по обилию стеклянных многоцветных бус, найденных в таких могильниках Чечено-Ингушетии, как Исти-Су, Луговой, Нестеровский и др. Эти явно импортные предметы женского туалета изготовлялись опытными ремесленниками таких прославленных в древности городов, как Тир и Сидон в Финикии, Фивы и Александрия в Египте.

На этом этапе развития производительных сил и патриархального рода основной хозяйственной единицей является уже отдельная патриархальная семья, где главную роль играет мужчина. Совокупность таких семей составляет уже не чисто родовую, а сельскую, или соседскую, общину. На смену общей собственности приходит частная собственность на пахотные участки, на скот и орудия производства.

Парные и даже коллективные захоронения (до б скелетов) в Нестеровском, Луговом и других могильниках свидетельствуют об обособлении от рода отдельных семей. Значительное улучшение железных орудий труда и совершенствование трудовых навыков позволило вырабатывать продукцию сверх потребностей, что способствовало расширению обмена. Становится выгодным использовать в производстве дополнительную рабочую силу, которая обычно поставлялась после военных столкновений. Сложилось так называемое патриархальное рабство, засвидетельствованное древними авторами у народов Северо-Западного Кавказа.

Все это также способствовало накоплению богатства в руках родовой и племенной верхушки и усилению имущественной дифференциации внутри родовых групп. При раскопках Лугового и других могильников были установлены кварталы погребений богатых, отлично вооруженных членов племени и бедных — с малочисленным инвентарем, без оружия.

При столкновениях между отдельными племенами выделялись талантливые военачальники-вожди, которые наряду со старейшинами родов и жрецами руководили родовым объединением, находящимся уже в стадии заметного распада.

Для защиты от нападений врагов впервые укрепляются поселки (возникают городища) или используются удобные для обороны естественные холмы с крутыми склонами. Отличным примером такого временного убежища, куда в минуту опасности стаскивался весь скарб и запасы продуктов, служат два Сержень-Юртовских поселка на холмах, вся поверхность которых изрыта многочисленными ямами-хранилищами. Поселки были надежным убежищем для окрестного населения с X по VII век до новой эры.

Тревожная обстановка того времени заставляла родственные, а порой и не родственные между собой племена объединяться в более мощные союзы. Частые столкновения из-за земли, пастбищ, скота и просто ради захвата чужого добра и пленников вели к еще большему социально-экономическому расслоению старой родовой общины и резкому обособлению родо-племенной верхушки. Зарождались и укреплялись те черты древнего общественного устройства, которые позднее стали присущи так называемой военной демократии.

Для общественной идеологии племен раннежелезного века характерными оставались старые, но усложнившиеся религиозные представления, одухотворяющие силы природы. Люди верили в магическое воздействие как природных сил на человека, так и человека на природу. Возникла вера в существование разных божеств, которые много позднее стали у вейнахских племен «ердами», то есть богами.

Все больше укрепляются верования в различных духов — добрых и злых, а также в различных родовых божеств (тотемов), иногда в виде животных и птиц. В этот период получают дальнейшее развитие такие древние культы, как культ охоты и плодородия, возникают новые — культ покровителя домашнего ремесла и семейного очага. Богатейший сравнительный материал кавказской этнографии позволяет предполагать, что у вейнахских племен такие средневековые культы, как культ божества Эльта и богини плодородия Тушоли, зародились именно в раннежелезном веке.

Активную роль в отправлении разных культов начинают играть жрецы, знахари, гадальщики.

Совокупностью современных показаний археологии, антропологии, языкознания и этнографии установлено глубоко мёстное происхождение вейнахских племен. Их далекие предки принадлежали к единому для всех коренных народов Центрального и Северо-Западного Кавказа, так называемому кавкасионскому антропологическому типу. Они обладали культурой, близкой другим народам Кавказа, говорящим на языках, образующих особую кавказскую семью, отличную от всех языковых систем мира.

Примечания:

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Изд. 2-е. Т. 21, стр. 162—163.

2 Скифы — древние племена, населявшие степные районы Приазовья и Украины. Савроматы — древние, родственные скифам племена Нижнего Поволжья и Приуралья.

Источник:
Очерки истории Чечено-Ингушской АССР. Т.I. Грозный, 1967. Стр. 16 – 22